Избранное: Динамика культуры

Этот список примет я получил, обсуждая с туземцами конкретные случаи и записывая действительно отмеченные симптомы. Очень важно, что часто – я бы даже сказал, в большинстве случаев – на теле покойника не находят никаких знаков, или мнения об их значении расходятся. Стоит ли добавлять, что больной всегда подозревает, а иногда даже уверен, что знает, какой колдун повинен в его страданиях, по чьему наущению он действовал и по какой причине. Так что обнаружение какого-то знака попросту подтверждает a posteriori[33] то, что и так уже известно. В этом свете вышеозначенный список примет, в котором содержатся «причины смерти», о которых открыто говорят и возможность которых охотно допускают, приобретает особое значение: он показывает, какие преступления вообще не считаются позорными или достойными презрения или не являются слишком раздражающими для живых. По сути, успех в любви, красота, умение хорошо танцевать, желание быть богатым, амбициозность и недостаток рассудительности при пользовании земными благами, как и чрезмерно большая власть, приобретенная благодаря чародейству, – все это человеческие слабости или грехи, скорее вызывающие зависть (хотя это и опасно, если речь идет о зависти людей сильных), но в то же время окружающие виновного ореолом славы. С другой стороны, поскольку почти все эти преступления вызывают гнев вождя, к тому же гнев вполне заслуженный, и наказываются в соответствии с законом, живые родственники освобождаются от обременительной обязанности вендетты.

Действительно важным моментом в этих выводах является, однако, то, что все эти стандартные знаки показывают, какую большую зависть вызывает всякая исключительность, всякая незаурядность, всякое богатство, не оправданное социальным положением, всякое выдающееся действие личности или доблесть, не соответствующие его рангу или силе его власти. Все это наказуемо, и вождь, собственно, и есть тот человек, кто стоит на страже чужой заурядности, основной привилегией которого является принуждение других людей к тому, чтобы держаться золотой середины. Вождь, однако, не может в этих делах прибегать к прямому физическому насилию в тех случаях, когда против виновника имеются только подозрения или сомнения или о его вине свидетельствуют лишь его очевидные наклонности. Поэтому вождю остается прибегнуть к колдовству – и надо помнить, что за это он должен заплатить из своего кармана. Он мог употребить силу (до того, как «законы» белого человека вмешались в жизнь племени), чтобы сразу покарать любое нарушение этикета, церемониала или любое из таких очевидных преступлений, как прелюбодеяние с какой-то из его жен, кражу его личной собственности или всякую личную обиду. Человек, который отважился бы встать так, чтобы оказаться над головой вождя, прикоснуться к татуировке на его шее и плечах, употреблять в его присутствии непристойные выражения или допустил бы нарушение этикета сексуальными намеками на его сестру, был бы на месте пронзен копьем кем-то из вооруженной свиты вождя. В полной мере это относится, конечно, только к верховному вождю Киривины. Известны случаи, когда люди случайно обижали вождя и должны были за это расстаться с жизнью. Один из последних случаев имел место в ходе военных действий, когда публичное оскорбление допустил кто-то из лагеря противника. Этот человек был убит уже после окончания военных действий; его смерть считается справедливой расплатой за обиду, которую он нанес, и за этим не последовало никакой кровной мести.

Таким образом, мы видим, что, по сути, в большинстве случаев черная магия считается главным средством принуждения, которым вождь пользуется для защиты только ему принадлежащих привилегий и прерогатив. Такие случаи, конечно, незаметно переходят в реальный гнет и попрание законности, чему можно привести несколько конкретных примеров. Но и тогда чародейство, поскольку оно всегда стоит на стороне сильных, богатых и влиятельных людей, остается способом поддержки признанных законов; а поэтому в конечном счете – правового и социального порядка. Оно всегда является консервативной силой и действительно служит главным источником спасительного страха перед наказанием и местью, неизбежными в каждом управляемом обществе. Из многих форм вмешательства европейцев в дела дикарей нет ничего более губительного, чем та лютая враждебность, с какой миссионер вместе с плантатором и чиновником преследуют колдунов{215}. Поспешное, случайное и ненаучное применение принципов нашей морали, наших законов и обычаев к первобытным обществам и уничтожение туземного права приводят только к анархии и моральному вырождению, а в конечном счете – к угасанию культуры и расы.