Избранное: Динамика культуры

Анализ политики в отношении резерваций и сегрегации, проведенный с помощью представленной выше таблицы VI, поможет нам разобраться с вопросом законных прав в самом широком смысле, начиная от прав, которыми обладает Корона, до деталей туземного землевладения и его административного и юридического регулирования. Конечно, там, где нет белых колоний, проблемы кажутся намного более простыми. Там же, где есть белые колонисты, радикальным решением может стать создание туземных резерваций. Поэтому возникает вопрос, какую политику следует проводить на этих территориях.

Владение землей, видимо, является предметом законного права. Говорить о праве в отрыве от контекста, существующего в действительности, было бы очевидной нелепостью. Дело приняло плохой оборот, попав в руки профессиональных юристов, привыкших к грубому формализму, чурающихся социологических или экономических головоломок, поднаторевших на антропологических играх «минимальных определений» и расплывчатых понятий. Это выглядит так, как если бы теологам из небольшой секты фанатиков было доверено выработать общий символ веры для «Wee Free Creed», тотемизма, культа предков и меланезийской магии. Это был бы поиск вслепую. То, что юристы подобным же образом блуждают в потемках, видно хотя бы из того, как много их постановлений было опровергнуто практикой и как часто эти постановления на самом деле были способом увильнуть от решения проблемы.

Прежде чем анализировать ошибки и произвол, чинимые в отношении законного права туземцев жить на собственной земле, наметим позитивный подход. Основная юридическая проблема заключается в следующем: каким образом следует признать, утвердить и постоянно соблюдать права туземцев, чтобы защитить их от алчности европейцев.

Права должны защищать туземцев от юридических подвохов со стороны европейцев и в то же время не разрушать туземную экономику. С теоретической точки зрения это значит, что необходимо найти некую общую почву, позволяющую согласовать туземные законы, опирающиеся на вековечные традиции владения землей и ее использования, с одной стороны, и европейские правовые системы – с другой. Можно ли найти такую почву, такие общие для обеих сторон мотивы? Несомненно. Во-первых, это стремление европейцев, проживающих на определенных территориях, получить гарантии своей полной безопасности и признание своих прав на обладание землей со стороны туземцев; во-вторых, это стремление туземцев сохранить свои земли и обрабатывать их без корыстного вмешательства со стороны белых. Кроме того, когда европейцы ищут лазейки для того, чтобы отменить туземный закон, основанный на обычае, они апеллируют к принципу «естественной справедливости и морали». Этот принцип, однако, может рассматриваться как общий, если речь идет и о защите существующих прав туземцев, – ведь элементарное право на жизнь и есть, в сущности, основной принцип справедливости и здравого смысла.

Одна из главных трудностей до сих пор заключалась в том, что европейские юристы не могли определить права туземцев в терминах, не связанных со свободной индивидуальной собственностью{144}. Они ориентировались прежде всего на европейскую правовую систему, но на какую именно систему? Должна ли система прав, обеспечивающих индивидуальную собственность, быть заимствована из кодекса Наполеона или из билля английской палаты общин; должна ли она походить на соответствующие законы в Ирландии, где нет крупного землевладения, или на польскую систему, уходящую корнями во времена крепостничества? Говорить о европейской собственности как таковой, «где собственник обладает абсолютными правами и может сам распоряжаться своей собственностью»{145}, – значит допускать чудовищную некорректность в определении.

Такой собственности не существует даже в европейском праве, не говоря уже о европейских обычаях. Туземца племени пондо, отправляющегося на заработки и оставляющего свою семью работать по хозяйству, можно сравнить с европейским эмигрантом в Америке, заботу о хозяйстве которого берут на себя его родственники и семья. Просто говорить о том, что «индивидуалистическая» установка является единственно верной, что именно она характерна для нового экономического мышления и создает здоровый стимул к работе, – это грубая социологическая ошибка. Часто бывает так, что рост «индивидуалистических» ориентаций среди туземцев происходит не потому, что они, дескать, уже вступили на путь развития по европейским образцам, а потому, что является болезненным признаком неустойчивого, переходного состояния человека, находящегося на полпути к какой-либо культурной определенности.