Избранное: Динамика культуры

В жизни каждого ассимилированного африканца и в развитии любого африканского общества, ушедшего от племенного строя, приходит момент, когда с неумолимой неизбежностью возникает второй рубеж, или барьер. Эту демаркационную линию можно назвать линией интегрального отторжения полной ассимиляции. В своем конкретном проявлении она выступает как юридическое признание «цветного барьера», пролегающего между людьми с разным цветом кожи, принципа расовой дискриминации, основного закона Грондвета, как проведение политики перманентной сегрегации. Это отделяет глубокой пропастью общество частично ассимилированных африканцев от их белых соседей{188}.

Реакция африканцев на этот второй рубеж столь же важна, как европейская инициатива. Африканцы, не имея возможности разделять идеалы и стремления европейцев и на равных правах сотрудничать с белыми, естественно, возвращаются к своим давним системам верований, ценностей и чувств. Африканец не согласен считать достаточной компенсацией за все то, от чего он должен был отказаться в начале своего пути к европейским благам, положение, отводящее ему роль лишь неполноценного подобия своих белых соседей. Чем он более независим, дальновиден и впечатлителен, тем сильнее его реакция. Сила этой реакции зависит от уровня притязаний и надежд, с какими он переступал первый рубеж. Она также соразмерна степени ассимиляции африканца. Литература, созданная образованными африканцами и повествующая об обидах, причиненных людям банту, и трудностях, с какими сталкивается туземная интеллигенция, является документом, свидетельствующим об упомянутой реакции.

Но не только интеллигенция реагирует подобным образом. По всей Африке наблюдается рост национализма: племенного, регионального или панафриканского. Это находит выражение в возникновении сепаратистских африканских церквей, в стремлении к реставрации племенной власти, в возобновлении брака на основе обычая лобола, в возобновлении ритуалов инициации, восстановлении туземных систем семьи и родства. Такие элементы старой культуры, как женское обрезание, ритуальное отношение к скоту, африканская музыка, танец и развлечение, вновь оживают на основе вторичного, почти этнографического интереса к расовой истории, к закону, основанному на обычае, к художественным и интеллектуальным достижениям своей расы. Африканец поэтому вынужден, по крайней мере духовно, вновь перейти первый рубеж и заново признать многие племенные ценности, которые были им отвергнуты при первом переходе.

Этот утонченный национализм или племенное чувство все еще черпает силу из огромных резервуаров старой традиции. Ведь африканские институты, воспоминания и саги живут не только на территориях, населенных африканскими племенами, но также и в тех обществах, которые частично ушли от племенного строя.

Наличие этих двух альтернатив – принятия соблазнов и надежд, связанных с европейскими идеалами, с одной стороны, и полного их отторжения – с другой, – а также взаимосвязь между ними, возможно, является самым мощным фактором, действующим в переходный период контакта культур на тех территориях, которые населены большим количеством постоянно проживающих в Африке европейских колонистов.

Обе альтернативы были созданы европейцами. Обе они, скорее всего, неустранимы. Однако, если мы осознаем это, сразу возникает много проблем.

Возможно ли установить более полное и более адекватное соотношение между обещаниями и их выполнением; между выполнением этих обещаний и действительными потребностями африканцев? Африканец может не получить того, на что надеялся. Однако он мог бы получить достаточную компенсацию за то, что потерял. Африканец, как мы видели, должен отказаться от своих политических прав, от социального статуса, безопасного образа жизни и от защиты своих древних божеств, на помощь которых он опирался в борьбе со злым роком. Что получает он взамен? Очень часто – только тень того, что ему было обещано и в чем он нуждается, и даже не эквивалент того, что он утратил.

Сравним туземную семью, живущую в племенной резервации, с ее аналогом в городской местности либо на европейской ферме. Туземное домашнее хозяйство организовано по старинному жизненному образцу, который удовлетворяет обычные потребности и приспособлен к туземному хозяйству. Все члены семьи знают, сколько труда им нужно вложить, какими ресурсами они располагают и какое вознаграждение они могли бы получить за свой труд и способности. Здесь мало вероятно невыполнение обещаний, и никого не потрясает несоответствие между затрачиваемыми усилиями и их результатами. В племенном кодексе поведения обычно предусматриваются даже стихийные бедствия.