Одно сближает Грильпарцера с реализмом XIX века, — это открывшаяся для него действительность «как таковая», понятая в его эпоху и в его окружении как «жизнь». Когда Грильпарцер пишет своего «Бедного музыканта», тут слышен шум и запах самой непосредственной реальности и самой реальной венской жизни: но этот превосходный рассказ никак не противоречит мифологическим и историческим драмам Грильпарцера в своем методе, он не оказывается для нас неожиданностью в творчестве Грильпарцера. Тут, единственный раз, если не считать еще «Автобиографии», поток жизни и смысловой план сомкнулись у Грильпарцера в настоящем, но тут не реализованы какие-то возможности, которых принципиально не было раньше; и это не «поворот» и не «прогресс» в творческом методе.
Другое существенно отличает Грильпарцера от классических типов реализма XIX века. Но это реализм едва ли чего-то достиг в форме стихотворной драмы. Его полем был роман — эпос нового времени. Именно в этом жанре с его широтой и универсализмом реализму XIX века удалось добиться чего-то подобного самодвижению материала, увиденного с точки зрения «самой» действительности; объективная, заложенная в самой образной структуре реалистического романа философия истории делала во многих случаях роман формой выражения общественного идеала, понимаемого как прогрессивный и до известной степени как бы независимого от идеологических убеждений писателя, но от такой литературы Грильпарцер еще отделен стеной; при всем его тяготении к непосредственной жизни его произведения, можно сказать, целиком заключены еще в идеологические процессы своего времени; драмы Грильпарцера стремятся прочь от всякой философии, от риторических сентенций исторической драмы, от любых тезисов, но по сравнению с любым реалистическим произведением любая зрелая драма Грильпарцера — это чистая философия и настоящая философия истории. Нет такой философии, выражением или иллюстрацией которой было бы творчество Грильпарцера, но само творчество — это такая живая философия. Это нельзя понимать преувеличенно — так, ка к если бы произведения Грильпарцера были переводимы в какую-то систему тезисов. Но у Грильпарцера сталкиваются друг с другом разные объективные исторические тенденции, а вместе с тем сталкиваются и разные картины мира; они отчасти надстраиваются друг над другом; жизнь, постигнутая как поток своей непосредственности, терпит над собой иерархию барочного мироздания, из которой она выскользнула в свою автономию; произведения принимают в свой состав многое из установившегося набора барочной образности. Далее: произведения Грильпарцера, его дневники, его позиция в жизни — все это служит продолжением друг для друга; и тут поразительна противоречивость высказываемых Грильпарцером точек зрения; ярким и общеизвестным примером является отношение поэта к империи Габсбургов: он не колеблется между патриотическим утверждением и вольнолюбивым отрицанием ее принципов, но то и другое явным образом сосуществует. Точно так же в вопросах веры нельзя представлять себе Грильпарцера позитивно-верующим или атеистом, но вера и безбожие сосуществуют в нем как крайние возможности, получая выражение на своем месте и потому не вступая в прямое противоречие друг с другом. Еще пример: Грильпарцер в своих драмах задумывется над ходом истории и концом ее так, как это могла бы делать философия Гегеля или другая, столь же глубокомысленная философия; здесь присутствует точка зрения «вечности», и в ней не только выражается христиански-барочная тема, но сказывается и — в конечном счете — сопряженное с ней постижение жизни как бесцельного внутри себя течения. Все это и означает, что мировоззрение «католического драматурга» Грильпарцера нельзя установить с той же однозначностью, что мировоззрение классика или романтика, — но и мировоззрение реалиста. Грильпарцер оказывается явлением несравненно более противоречивым, если и не более сложным или диалектически богатым. Каждый писатель так или иначе должен дать ответ на проблемы своего времени, но Грильпарцер должен отразить разные духовные течения своего времени, разные — и самые противоречивые — духовные тенденции. Поэтому он разрывается между разными возможностями, которые предоставляет эпоха, и теряется в поисках своего ответа. Ответ, который давал Грильпарцер своим творчеством, был, конечно, его ответ, но эго был ответ, которого ждала от него история, это было воспроизведение в творчестве и в самой жизни писателя духа времени во всей его противоречивости, во множественности ответов, во всей широте мировоззренческих позиций. Но Грильпарцер как раз наиболее ярко и наиболее серьезно воплотил в себе дух эпохи в ее крайних возможностях, в вытекающей из ее противоречий философии истории, истории с ее катастрофой, гибелью, концом — сумма противоречий эпохи, которую выводит поэтическая мысль.