Читаем Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории полностью

Ф. Шмит, вероятно, притягивал людей своей эрудицией, яркими идеями, глубокими знаниями, влюбленностью в предмет своего исследования. По отзывам С. А. Таранущенко, «патрон», как его называли в своем кругу, «был идеальным руководителем своих учеников, уделял им много времени, заботился о них, но никогда не навязывал тем».

В этой связи показателен пример В. А. Богословского, который до 1925 г. успешно учился в Чернигове на физико-математическом факультете, но прочитав книгу Ф. Шмита «Искусство» 1919 г., ушел с третьего курса и в 1923 г. переехал в Киев151, поступил в Археологический институт, отказавшись от прежней специальности. «Я сразу убедился в том, что Ф. И. Шмит гениальный ученый, – писал в своих воспоминаниях В. А. Богословский, – сделавший величайшее открытие законов художественного развития человечества»152.

Современный харьковский искусствовед С. И. Побожий приводит в своей статье документ в качестве свидетельства «обожания» Ф. Шмита его учениками153. Почти все ученики Федора Шмита (Д. П. Гордеев, Е. А. Никольская, К. А. Берладина, С. А. Таранущенко, Б. К. Руднев) работали в музеях. Сегодня известна биография не всех его учеников: следы многих теряются…Не исключено, что ученицы дворянского происхождения были репрессированы. Некоторые из учениц, будучи этническими немками, репатриировались в Германию еще в годы Первой мировой войны. Среди них, вероятно, были А. В. Фюнер, В. К. Крамфус, К. Р. Унгер-Штейнберг. Во время блокады в Ленинграде погибла Наталья Васильевна Измайлова, которая еще до войны была вынуждена сменить профессию искусствоведа-византиниста на библиотекаря154.

Характеризуя школу Ф. Шмита, следует отметить ряд ее особенностей: 1. В школе был научный лидер – Ф. Шмит, признанный авторитет. 2. Географический центр школы постоянно дрейфовал вместе с учителем: из Киева в Харьков, Москву, затем в Ленинград155, в места проведения экспедиций: Крым, Кавказ, республики Средней Азии. 3. Методологические принципы, «подходы», были определены Ф. Шмитом, предусматривали непосредственное изучение памятника. Ученики осваивали его синтетическую методологию, пытаясь применять ее при изучении конкретных вопросов искусства, в музеологии, при изучении детского творчества. 4. Практически никто из его учеников не стал продолжать главное дело учителя – развивать его теорию. На тему «циклической концепции» было наложено «табу». Сознательный выбор учеников Ф. Шмита в сторону византиноведения, археологии, искусства Древней Руси, истории национальных художественных школ Грузии, Армении, Азербайджана, Средней Азии, истории народного и декоративно прикладного творчества, музееведения был обусловлен комплексом причин. Многих учеников постигла трагическая судьба – на протяжении 1933 г. была арестована вся харьковская секция искусствознания: они оказались на Колыме, в лагерях Казахстана и Сибири. После реабилитации и освобождения «птенцы» шмитовской школы продолжали работать в отдаленных уголках бывшего СССР: в Грузии, Армению, Осетии, Украине, Азербайджане, Белоруссии. Но после выпавших на их долю испытаний, ученики Ф. Шмита, были морально сломлены, поэтому многие предпочли заниматься проблемами, получившими официальное признание властей.

Ученики занимались разными направлениями. Впоследствии крупнейшим советским византинистом, специалистом по истории византийского права стала Е. Э. Липшиц (1901–1990)156. Киевский студент А. А. Алыпванг (1898–1960), специализировался у Ф. Шмита по теории музыки, стал известным советским музыковедом, доктором искусствоведения (1944)157.

A. А. Алыпванг приобрел известность как исследователь творчества А. Н. Скрябина, Л. Бетховена, П. И. Чайковского, Д. Д. Шостаковича.

В. М. Зуммер (1885–1970), также получил докторскую степень, стоял у истоков ориенталистики в украинском искусствоведении, работая в Азербайджане и в Харькове158. Наследуя от своего учителя склонность к теоретическому осмыслению, B. М. Зуммер сумел сделать ряд обобщений относительно роли, происхождения и особенностей искусства тюркских народов.

Студентка Ф. И. Шмита – М. И. Вязмитина (1896–1994), ставшая затем первой аспиранткой В. М. Зуммера, успешно занималась археологическими исследованиями скифов и сарматов, возглавляя отделы искусства Востока в музеях Киева и Харькова159. М. А. Новицкая продолжила изучение декоративного искусства Древней Руси160.

Новую область этнического искусствознания на материале осетинской техники вышивания открыла К. А. Берладина161. Известным исследователем искусства средневековой Армении стала Л. А. Дурново (1885–1963)162. Переменил тему Б. С. Бутник-Сиверский, разрабатывавший в 20—30-е годы под руководством Ф. Шмита проблемы художественного мышления детей.

Книгу свою по детскому творчеству Б. С. Бутник-Сиверский так и не издал. В 1960-е годы на Украине он приобрел как историк народного украинского искусства163.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее