Поэтому философ, желающий избежать всех этих нудных дискуссий и в то же время определяющий материю как простую протяженность, не может принять гипотезу ни о конечности мира, ни о его бесконечности. Нужно изобрести решение, которое позволит избежать споров о бесконечном и в то же время не заставит принять неприемлемое допущение о конечности мира. Декарт считал, что нашел решение подобной проблемы, изобретя[213] различение бесконечного и беспредельного, или неопределенного (de l'mfini et de l'indefmi). Бесконечное в позитивном смысле есть то, что выходит за любые пределы. Поэтому бесконечное — это Бог и только Бог[214], ибо только о Боге мы можем утверждать, что Его сущность ничем не ограничена[215]. Все остальное имеет природу беспредельного. Ибо о вещи говорят, что она беспредельна, когда нет никаких «оснований для доказательства наличия у нее границ»[216]. Например, для нас невозможно вообразить протяженность столь большую, что мы не будем в состоянии вообразить превосходящую ее; поэтому мы говорим, что протяженность и, следовательно, природа и мир беспредельны. Предоставленный самому себе перед лицом реальности, человеческий разум естественным образом склонялся бы к тому, чтобы рассматривать ее как бесконечную. Постоянно отодвигая ее пределы и видя невозможность достичь их, он бесцельно умножает беспредельное беспредельным. А беспредельно умноженное беспредельное есть не что иное, как бесконечное[217]. Но в нас есть также идея Бога, и в этом случае мы не просто говорим, что наше определение этой сущности не позволяет нам приписать ей какие-то пределы, но утверждаем, что божественная сущность по самой своей природе такова, что во всех отношених превосходит эти пределы. И перед этой бесконечной реальностью наш разум должен остановиться. Кто, в самом деле, может сказать, что пределы мира, непостижимые для нашего конечного человеческого рассудка, не являются необходимым образом определенными с точки зрения бесконечного божественного разума, который их схватывает? Бесконечный по отношению к нам, мир вполне может быть конечным по отношению к Богу. Разрешение этого вопроса очевидно превосходит наши силы, и потому различение беспредельного и бесконечного просто выражает наше смирение перед тем, чего наш конечный разум не может охватить[218]. Очевидны те преимущества, которые дает Декарту подобная позиция. С ней связана судьба самой его физики в целом, поскольку новое различение позволяет сохранить определение материи как простой протяженности и в то же время избежать лабиринта схоластических дискуссий о возможности актуальной бесконечности.
Это новое различение не только облегчает теологам и схоластическим философам принятие новой физики в целом, оно еще и делает более приемлемыми ряд конкретных концепций, которые в противном случае натолкнулись бы на самое серьезное сопротивление. Прежде всего, Декарт укрывается от предвидимого им возражения по поводу его учения о вихрях. При предположении мира конечного и ограниченного ему, вероятно, указали бы на возможность того, что частицы материи, составляющие вихри, могут быть унесены в бог знает какие воображаемые пространства вокруг Вселенной. Напротив, при предположении, что мир беспределен, такое возражение отпадает само собой, потому что, по определению, материя простирается дальше, чем может представить человеческий разум. Причем, чтобы иметь такой ответ на подобное возражение, достаточно предполагать мир беспредельным; мы получим те же преимущества, какие могли бы иметь от предположения его бесконечности, и при этом избежим возражений, которые могла бы вызвать такая гипотеза у теологов и философов[219].