Избранное. Компиляция. 1-11

Казаки сидят от старателей отдельно. У них свой круг общения, другой костёр, иные обязанности: верой и правдой служить царю и Отечеству, охранять земли российские от набегов монголов и китайцев, поддерживать порядок и закон, беззаветно слушать приказы отцов-командиров. В данном случае таковым является сотник Кулаков. Стоит ему только мигнуть, и пятеро бравых молодцов в капусту искромсают не только этих мужиков, но и пристава, купца и приказчика. Впрочем, этого не должно произойти, так как все они имеют свои общие интересы, о которых казакам знать не положено. Лишь бы не обидели дорогого, уважаемого Григория Матвеевича. Да, надо быть внимательнее, а то вон тот пьяный чалдон уже хватает за рукав, мажет его слюнями и что-то убедительно доказывает. Не остепенить ли его, пока беды не приключилось?

Но сотник успокаивающе машет своим подчинённым ладонью, всё нормально, сидите, сынки, спокойно, пейте водку, ваш час не настал. А то, что дикарь пристаёт, так то ничего, это безобидный человек, и мысли у него детские. Пусть себе доказывает что угодно, так даже забавнее и веселей.

А Загбой не унимается, что-то лопочет на своём, едва переводимом на русский языке, коверкает слова под всеобщий смех, потешает собравшихся. Желает знать, почему у казаков такие большие и длинные ножи. Эвену невдомёк, что сабли нужны не для того, чтобы колоть медведя, а чтобы рубить человеческие головы.

Спросив у сотника разрешение, он вытащил из ножен острое, бриткое лезвие шашки и долго смотрел на него, пытаясь понять, зачем нужен такой изгиб. В доказательство преимущества своего оружия достал пальму, показал, как надо колоть медведя. Затем взял шашку и стал тыкать вперёд, показывая, что сабля вообще непригодна для охоты на зверя. А потом положил саблю на место и, качая головой из стороны в сторону, сказал:

– Какой худой человек тумал сапля. Сопсем мозгов нет. Как можно не понимать, что амикана резать нельзя? А по тайге хотить плохо, за кусты цепляется…

Однако форменная одежда казаков следопыту очень понравилась. Первое время, когда ещё был трезв, Загбой, не отрывая глаз, смотрел на расшитые погоны, начищенные пуговицы, фуражки и прочую амуницию. А когда алкоголь заполонил его душу храбростью перед незнакомыми людьми, стал хватать руками китель сотника и заявил:

– Эко, какой отешта кароший! Отнако тавай пудем меняться. Загбой путет три сополя тавать, а люча парку.

Гришка Коваль, залихватский казак, весельчак и балагур тут же взял просьбу охотника на вооружение. Недолго думая вытащил из своего конского вьюка запасной китель, предложил его надеть Загбою. Все поняли, что хочет Гришка, тут же, под всеобщий смех стали переодевать тунгуса в форму. И вот через пять минут тот стоит в новом облачении. Большой, не по плечам китель висит мешком чуть не до колен. Широкополые, с лампасами штаны торчат из сморщенных, поношенных, на несколько размеров больше яловых сапог. Помятая фуражка держится на ушах. Гришка перетянул суховатую фигуру следопыта своей портупеей и подцепил саблю, которая волочится за охотником по земле, тормозит передвижение и создаёт всяческие неудобства.

Но Загбой доволен! Из-под лакового козырька блестят прищуренные глазёнки, редкая бородёнка растопорщилась мочалкой, по спине катается засаленная косичка. Тёплая улыбка растеклась по круглому лицу. Он ходит у костра по поляне, спотыкается, придерживает непосильную и неудобную саблю и восторженным голосом поёт песню о том, какой он лихой охотник и казак.

Дмитрий понимает настроение тестя, в продолжение веселья кричит:

– Семён! А ну давай балалайку! Тресни что-нибудь, пусть душа потешится!

Один из старателей понял, полез в вещмешок, вытащил балалайку, попробовал струны, что-то подтянул и брякнул так, что закачались вековые кедры!

Замер Загбой высохшим пнем. Восторженная Ченка вытянулась рябиной. Даже кроха Ул я притихла от необычного, нового звука. Что за диво? То ли медные колокольчики на оленьих шеях переливаются? Или ветер в упругих ветках деревьев поёт? А может, речка журчит на мелком перекате? Непонятно. А как пригляделись – изумились! Бьёт проворная рука по струнам, дарит весёлую, зажигательную мелодию. Впервые эвенки видят балалайку, слышат игру. И кажется им, что эти простые, народные переливы сопоставимы с даром добрых духов, подарившим людям тайги тепло, покой, достаток на всю оставшуюся жизнь.

Все вокруг вскочили на ноги, пустились в пляс. Восторженное настроение заполонило чёрствые души старателей. Каждый норовит выкинуть коленце как можно чуднее, заковыристей. И вприсядку, и наскоком, и на руках – кто как может. Подхватили Загбоя, втянули в круг. Тут же и Ченка с Улей на руках топчет босыми ногами зелёную траву, мягко покачивает дочку, которая молчит.