Переправ было много, Егор со счету сбился. За один день несколько речек преодолели, где вброд, а где и за лошадьми, вплавь. За ними хребты, перевалы, спуски, водоразделы… наконец-то пришли! Умный бы сказал: «Макар телят не пас!» Наверно, так и получается. В таких местах пастухам не место, медведи в вид друг за другом по луговым полям ходят, квадратные головы на людей смотрят. Егору не по себе, зверям со счету сбился, а Гришка смеется:
– Не трусись, мужик! Они нас сами боятся!
Медведя Егор не боялся, не из робкого десятка, одно слово – казак! Казакам трусость неведома. Другое дело, интересно знать, куда пришли, где они находятся. Гришка, будто понимая состояние друга, при хорошей погоде стал объяснять.
– Вот, перед нами бугор каменный, в скалах: это и есть Курбатый голец. Это он со стороны кажется высоким да неприступным, самый высокий в округе. А сейчас маленький потому, что мы рядом с ним на высоте, все время, сколько дней шли, постепенно поднимались. Зачем поднимались? Так, паря, чем выше в горы, тем соболь чернее, дороже стоит!
– Можно было в логу избу срубить, а за соболями сюда подниматься, – высказал свое мнение Егор.
– Неправильно думаешь, – усмехнулся Гришка. – А ну, как снег задавит? Вниз по снегу проще уйти, чем в гору подняться. Опять же, с другой стороны, изба наша стоит на перепутье, вот он, перевал. Отсюда можно легко уйти в вершины четырех рек, туда или сюда. По вершинкам соболь всегда держится. Что было бы, если бы мы с тобой зимовье в логу срубили? Одно направление, по займищу, вдоль реки. Там соболя мало, тропить тяжелее… думать надо, паря!
Егор молчит, понимает, что словами Гришки говорит истина: он опытный, потомственный охотник, ему и карты в руки. Раз он так делает, значит, все правильно. А Григорий дальше показывает, рассказывает да объясняет, где какие места, называет господствующие гольцы, куда ручьи бегут, чтобы лучше было ориентироваться Егору не только в хорошую погоду. Как-никак, промышлять здесь придется, а в тайге всякое бывает…
Наконец-то дошла очередь до далеких рубчатых гор, что сзади. Гришка повернулся вполоборота, привлек внимание напарника, стал показывать пальцем:
– А вон, видишь, три пика вместе? Да, те, что самые низкие? Вот, за ними, с той стороны вы в прошлом сезоне с Семеном Пономаревым соболятничали…
– Да ну!.. – не поверил Егор. – Это мы так далеко зашли?! До них отсюда, на лошадях дня два хода… и там, еще… на лыжах домой три дня шли зимой! Мне казалось так далеко…
– Так и есть, – смеется Григорий. – Где вы ходили, след моих лыж давно растаял под солнцем. Семен в этих краях никогда не был, для него это далеко!
– А он говорил, что всю тайгу исходил…
– В первом водоразделе… а мы – за четвертым! Ну да ладно, видно, ему здесь и не бывать: смелости от юбки оторваться не хватит! – хладнокровно ответил Гришка и стал объяснять дальше: – А вон, левее, видишь высокую узкую горку? Это и есть белок Пайдаба. За ним Тропа бабьих слез… вот оттуда кочевники гоняли хакасов в Монголию через Саяны в рабство… где-то там ты и видел сон про золотую статую.
– А что, правда, говорят, была та золотая статуя?!
– Да кто ее знает!.. В общем-то, в старые времена буддисты из золота идолов отливали, было дело. Может, кто и додумался золотого Бога создать, а монголы отобрали… не зря же сказки рассказывают!.. – мешая в котелке кашу, заключил Гришка и попросил: – Однакось недосол… неси соли, добавим.
– Где? – вставая с места, спросил Егор.
– Там… наверно, в моей котомке, в кармане мешочек…
Егор зашел в новую избу: вечер, сумеречно, Гришкина котомка висит в углу на деревянной палочке. Он сунул руку в карман, сразу нашел пухлый мешочек, потрогал на ощупь, – твердые крупинки, похожие на соль, – понес хозяину. Гришка, не глядя, взял мешочек, перевернул его, вытряхнул на ладонь бирюзовые бусы. Егор слепо уставился на женское украшение, не понимая ситуации: зачем Гришке в тайге бусы? Медведю дарить собрался? И тут же вспомнил, что видел эти бусы в лавке у Агея. Много мужиков и женщин рассматривали украшение, намереваясь купить, однако, цена была несоизмеримо высока. Редкой красоты камушки, под цвет перевернутого в озеро неба, были дорогими, не каждому охотнику по карману. Расхваливая свой товар, Агей клялся, что бусы сделаны из редких камней хризолита, изготовлены, отшлифованы в Амстердаме. Затем были куплены золотопромышленником Багровым в самом Париже и наконец-то, перепроданы купцу Бродникову в случае неуплаты долгов.
Врать Агей умел, тут уж ничего не скажешь! Иной раз, бывает, забитому таежнику селедку представит кетой или горбушей. Что значат для деревенского мужика фамилия Багров или Бродников? Таковых, может, и на свете никогда не было, фантазия лавочника. Но какой эффект производят на покупателя выпученные глаза Агея, поднятый к потолку указательный палец да змеиный шепот:
– Да ты что, не знаешь, кто такой Багров?! Да это же тот самый!..