На границе тайги перед выходом на открытое место Григорий замедлил движение, осмотрелся. Большая, заросшая высокой травой поляна открыла обзор глазам. На левом берегу водоема, на расстоянии полета пули, над травой вырос горелый пень. Гришка остановился, приложил ладонь ко лбу, стараясь рассмотреть объект внимания. Память подсказывала охотнику, что там ничего не было. Он проходил здесь весной, по маленькой траве и не видел постороннего предмета. Это дало повод для размышления.
Простая загадка разрешилась быстро. Легкий ветер изменил направление, принес знакомый запах псины. Вдохнув навет зверя, захрипел, попятился Рубин. Вторя ему, подал голос Кыргыз. Удерживая коня за повод, Гришка проворно снял из-за спины ружье, но поздно. Почуяв человека, пень превратился в медведя, осел в траву и, оставаясь невидимым в высокой дурнине, поспешил прочь. Молодой щенок, оскалив клыки, зарычал, побежал за зверем, но Гришка позвал, остановил его: «Ко мне, Кыргыз! Не ходи, одного задавит!..»
Молодой кобель послушно остановился, грубо залаял. Медведь рявкнул в ответ, затрещал сучками, скрылся в чаще кедровой колки.
Встреча с медведем не была новой. За время своего перехода Григорий сталкивался с разными зверями уже несколько раз. В этом не было ничего из ряда вон выходящего. Хозяин тайги волен гулять где ему вздумается. Это были встречи разного характера. Иногда какой-то медведь шел по тропе навстречу человеку; либо, увлеченный сбором ягод или корешков, не вовремя услышал движение; или зверь просто дремал после сытного обеда в чаще, не чувствуя постороннего запаха. В большинстве случаев Григорий не видел хозяина тайги. Зверь заблаговременно убегал от смертельной опасности, уважая своего кровного врага. Однако сегодня был тот редкий случай, когда Гришка «видел зверя в лицо», что случалось не так часто.
Убивать медведя Гришка не хотел. Летняя шкура зверя еще не имеет ценности, он не нагулял достаточно жира, а в Гришкиных котомках было достаточно продуктов. Возможно, возвращаясь назад, домой, охотник воспользовался бы случаем померяться силами со зверем. Однако Гришка шел в гольцы и убивать медведя просто так, для счета, не имел привычки. В голове Григория роились другие мысли, о чем он не забывал все последнее время. До Перевала бабьих слез оставался день пути, и тратить время зря он не желал. И все же эта встреча с медведем заставила его изменить планы.
Дождавшись, когда зверь убежит, Гришка пошел дальше по тропе, в обход горного озера к той кедровой колке, где он всегда останавливался на ночлег. Наступивший вечер требовал отдыха, а лучшего места для ночевки найти трудно. В озере было много рыбы, в кедраче – готовый запас дров. В добавление к этому легкий ветерок-тянигус постоянно относил в сторону гнус-мошку, а на полянах, вдоль берега, росла сочная, густая трава для коня.
В предвкушении скорого, беззаботного сна Гришка быстро прошел поляну, хотел войти в кедровую колку, но задержался. Поведение своих спутников заставило его остановиться. Рубин стал упрямиться, захрипел, вытянул уздечку, не желая идти вперед. Молодой Кыргыз злобно оскалился под голец, в ту сторону, куда ушел медведь, давая хозяину знать о возможной опасности. Гришка приготовил ружье, понял, что зверь где-то неподалеку, рядом. Он был удивлен наглости медведя. Обычно после встречи с человеком зверь убегает или, проверяя след, делает круг, но здесь скрывалось явное коварство хозяина тайги.
Григорий знал несколько причин медвежьей смелости. Возможно, зверь был ранен, претендовал на любовь медведицы или караулил падаль. Медвежьи свадьбы кончились в июне. Если зверь ранен, стоило подумать о своей безопасности. Однако острый затхлый запах быстро развеял все сомнения.
Медведь был большой, старый. Григорий определил это по многочисленным отпечаткам когтистых лап на тропе, оставленных зверем в разное время. Он жил здесь уже несколько дней, после того, как поймал и убил на берегу озера средних размеров оленуху, самку сокжоя. Оленуха приходила на водопой. Медведь подкараулил ее в прибрежных зарослях ольхи, набросился сзади, ударом могучей лапы перебил ей хребет и затащил в кедровую колку. Об этом говорили глубокие, вдавленные в ил отпечатки копыт бедного животного, примятая трава, где зверь тащил свою жертву, и место, где квасилось мясо. Свою добычу медведь спрятал тут же, неподалеку, под огромную колодину у старого кедра. Там зверь завалил оленуху разным мусором, травой, мхом. Из-под кучи хлама торчали копыта добычи. Стойкий запах протухшего мяса подсказывал о готовности «медвежьего блюда», однако отсутствие костей и рваной шкуры доказывали, что медведь еще не притрагивался к добыче, ожидая положенного часа. Григорию было понятно, что от добычи медведь не откажется, назначенное время наступит сегодня ночью, зверь вернется за оленухой, несмотря на человека, и неизвестно, чем все может кончиться.