Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия

Противоположное. Нынешнее поколение, поколение-апеллянт видит себя одно человеком на линии огня. Оно видит себя одно предметом бесчисленных взглядов, мнений, суждений бесконечно возрастающей бесконечности последующих поколений. Все наоборот. На самом деле каждое из поколений-судей, из последующих поколений одно стоит перед лицом, в присутствии всех ушедших поколений. Тут не человек под прицелом бесконечно возрастающей линии огня. Тут последующий человек, выбивающийся из сил, стреляя по бесконечно расширяющейся линии прицела. Тут не световой пучок наоборот, перевернутый конус, который, исходя из одного и того же источника (только бесконечно расширяющегося), высвечивает одну и ту же точку, падает на одну и ту же точку, бесконечно лучше высвечиваемую, каковая и есть поколение-апеллянт. Тут совсем иная игра памяти. Тут противоположная, обратная, можно сказать, перевернутая временная игра. Это противоположный, обратный, можно сказать, перевернутый оптический механизм, так как он дает прямой, а не перевернутый световой пучок, прямой, а не перевернутый световой конус. Конус света, где свет идет с вершины и падает на основание, а не конус света, где свет идет с подвижного и зыбкого основания и концентрируется на и к вершине. Тут каждое последующее поколение становится судьей в свой черед и бросает одиночный взгляд, одиночный пучок света на постоянно расширяющееся основание. Тут не апеллянт один, а судьи все более многочисленны. Тут судья всякий последующий раз один, а апеллянты все более многочисленны. Тут судья бесконечно меняется, а апеллянт бесконечно возрастает числом. Тут не расширяющийся океан взгляда, освещающего одну точку на берегу, всегда одну и ту же, и освещающего ее все лучше, а взгляд постоянно движущийся, всегда с одной и той же скоростью и в одном и том же направлении, освещающий, как может, бесконечно расширяющийся берег. Нынешнее поколение, поколение-апеллянт, которое видит только себя и не хочет видеть никого, кроме себя, едва умирает, как только уходит, не успев исчезнуть, вступает в конкуренцию как поколение-апеллянт со всеми поколениями, подававшими апелляцию до него, и обращаются они к одному сменяющемуся поколению-судье, к одному поколению-судье за один раз. Ибо оно всегда бывает только одно за один раз. И никогда не бывает одним и тем же. И не только это, но вскоре, но завтра. Оно вступает в конкуренцию, в самый день своей смерти, со всеми исчезнувшими поколениями, со всеми ушедшими поколениями, со всеми поколениями-апеллянтами; со всеми мертвыми поколениями. Но не только: вскоре, завтра оно вступает, как поколение-апеллянт, в конкуренцию с еще новыми поколениями-апеллянтами, то есть с теми самыми поколениями, с теми грядущими поколениями, которых оно считало судьями и которые завтра станут мертвыми поколениями. То есть сами станут поколениями-апеллянтами. Долгая гонка во времени, неизменно обманчивая гонка, всегда впустую, и странное правосудие, правосудие истории, правосудие потомков, и странные судейские и странное судопроизводство, когда очередной судья в мантии бежит за подсудимыми, чтобы самому попасть в разряд подсудимых.

Странный трибунал. И странная скамья подсудимых. Это даже не Бридуазон. Трибунал бежит за подсудимыми. Трибунал бежит на скамью подсудимых. Член суда задирает ногу. Судья поддерживает мантию и перескакивает через барьер, чтобы попасть в разряд обвиняемых, чтобы попасть в разряд мертвых.

Таков изъян. Таков полный и глубинный и осевой и срединный изъян. Изъян не только в качестве сменяющих друг друга поколений-судей. Он не только в их более или менее высокой собственной и личной и так сказать именной ценности и в их более или менее низкой ценности, в роде и виде и сорте и качестве этой высокой или низкой ценности. Он не только в (индивидуальном) определении этих разных поколений, в том, кто они есть. Не только в наличии у них досуга или отсутствии такового, в их положении или расположении. Глубокий изъян в самом механизме удержания в памяти, с которым связана сама возможность к этой памяти взывать.

Кто говорит «взывать», говорит «отзывать», и все это по-прежнему игра памяти.