Избранное: Романы, рассказы

— Продемонстрировать вам это? — быстро сказал он и пристально посмотрел на меня.

— Охотно верю, — заявил я, — что так называемые ведьмы, пользуясь определенными наркотическими веществами, приводили себя в состояние транса и твердо верили, что летят по воздуху на метле.

Он помедлил в раздумье.

— Наверное, вы всегда будете говорить, что и я себе это только воображаю, — вполголоса заметил он и вновь погрузился в размышления. Потом поднялся и достал с книжной полки тетрадь. — Но, может быть, вас заинтересует то, что я записал, когда много лет назад проводил один эксперимент? Но только надо иметь в виду, что тогда я был еще молод и полон надежд, — я видел по его угасающему взору, что дух его отправился вспять, в те далекие времена, — и верил в то, что люди называют жизнью, до тех пор пока не последовали удары, один за другим: я терял все то, что дорого человеку на земле, жену, детей — все. И тут судьба свела меня с вашим дедом, и он научил меня понимать, что такое желания, ожидания, надежды, как они переплетены между собой и как сорвать маску с лица этих призраков. Мы назвали их «пиявки-жизнесосы», ибо они, подобно пиявкам, сосущим кровь, высасывают из наших сердец время — истинный сок жизни. Именно здесь, вот в этой самой комнате, научил он меня, как сделать первый шаг по тому пути, который позволяет человеку победить смерть и растоптать змею надежды. И тогда, — он на мгновение запнулся, — да, тогда я стал как сухое дерево, которое ничего не ощущает, все равно, гладишь ли ты его или распиливаешь на куски, бросаешь в огонь или в воду. Моя душа с тех пор опустела; я не искал более утешения. Оно стало мне больше не нужно. Зачем мне было искать его? Я знаю: я есть, и только теперь я живу. Есть неуловимая разница между я живу и «я живу».

— Вы произносите все это с такой легкостью, но ведь это ужасно, — промолвил я, потрясенный до глубины души.

— Так только кажется, — с улыбкой успокоил он меня, — от неподвижности сердца, которому вы не позволяете замечтаться, проистекает истинное ощущение блаженства. «Я есть» — эти слова подобны вечной сладостной мелодии, которая не угаснет никогда, если она родилась однажды, — ни во сне, ни тогда, когда внешний мир вновь проснется в наших ощущениях, ни в смерти.

Хотите знать, почему люди умирают так рано и не живут тысячу лет, как библейские патриархи? Они подобны зеленым побегам, которые пустили ветки дерева, поставленные в воду, — они забыли, что являются лишь частью дерева, поэтому увянут той же осенью. Но позвольте, ведь я хотел рассказать вам о том, как я впервые покинул свое тело.

Есть один древний секрет, он так же стар, как род человеческий; он передавался из уст в уста, от поколения к поколению и дошел до наших дней, только его мало кто знает. Это наука о том, как преступить порог смерти, не утратив сознания, и тот, кому это удается, становится с того мгновения властелином над самим собой. Он обретает новое «я», а то, что до сих пор казалось ему собственным «я», оказывается отныне лишь инструментом, таким же, каким являются сейчас наши руки и ноги.

Сердце и дыхание замирают, как у трупа, когда этот вновь обретенный дух вырывается наружу — когда мы отправляемся прочь, в странствия, как иудеи от котлов египетских, а по обеим сторонам воды Красного моря встают яко стены. Долго, раз за разом, пришлось мне упражняться, испытывая несказанные, изнуряющие муки, пока мне не удалось наконец отделиться от тела. Сначала я ощутил, что парю, это было такое же чувство, как бывает у нас во сне, когда нам кажется, будто мы летаем, — я парил, подтянув к подбородку колени, едва уловимо… но внезапно я устремился прочь в каком-то черном потоке, который тек с юга на север, — на нашем языке мы называем это «восхождением вод Иордана^{12}» — и его бурление звучало у меня в ушах, как шум крови. Множество взволнованных голосов с мольбой взывали ко мне, но кому они принадлежат, я не видел, они умоляли меня повернуть назад, и тогда меня охватила дрожь, и в смутном, неясном страхе я подплыл к утесу, который внезапно возник передо мною. В лунном сиянии увидел я некое существо, ростом с ребенка-подростка, нагое, без признаков мужского либо женского пола. Во лбу у него был третий глаз, как у Полифема^{13}. Это существо безмолвно и недвижно указывало в глубь страны.