Избранное: Социология музыки

Адорновская философская "междуклассовость", помножающая созерцательный протест на практическую реакционность (апология "существующего" как результат тщетности всяких направленных на реальное изменение общества усилий), заключала внутри себя нигилизм; поэтому она прямо-таки вынуждала все снова и снова теоретически обосновывать свою позицию, отмежевываться от традиционного, "чистого", асоциального философского нигилизма: негативная философия как единственная "позитивная" возможность своего самоутверждения. Поэтому вполне понятно, к чему внутренне была наклонна теория Адорно – к нигилизму как жизненной позиции и как самораспаду философской мысли. Поэтому понятно и то, как противоречивы были полученные у Адорно уроки: его теория возбуждала чувство социальной неудовлетворенности, накапливая "потенциал протеста", провоцировала действие, но одновременно обрекала его на поражение – отнимала смысл у того, к чему звала. Прямое, открытое политическое действие разрывало круг, в который замкнута была мысль Адорно, изливало скрытый в нем протест наружу, в жизнь, но адорновский круг бесперспективности успевал уловить этот пролившийся в жизнь протест, перечеркнув его своим нигилизмом, отметив его действенность своей бесцельностью и бесперспективностью. Эта логика отрицания (самоотрицания) во многом и запечатлелась в анархическом бунтарстве 1968 г. А с другой стороны, стало достаточно ясным и то, что круг этой созерцательной философии замкнут искусственно, что весьма логично разорвать его, отделив действие от теории. "Действие" стало искать для себя других, нередко куда худших (хотя и более "цельных") теоретических обоснований; а из теории мог быть выведен "простой", куда менее замысловатый, зато более откровенный и прямолинейный нигилизм. Это – только один из вариантов "распада", одна из возможных его схем. А отвлеченный "социальный протест" адорновской теории мог приводить даже к формам слепого антисоциального анархизма; теоретически разграниченные и далекие друг от друга, эти формы могли на практике оказаться весьма близкими друг к другу.

Но была и еще одна внутренняя черта философии Адорно, которая пришла в резкое противоречие с политическими выступлениями 1968 г. Теоретическому "кругу", замкнутости этой философии в себе соответствовала социологически предопределенная замкнутость ее "существования", ее известная эзотеричность, элитарность, или, лучше сказать, антимассовость. Эта черта закреплена уже в сопротивлении этой теории любому своему истолкованию. Долголетний опыт "тотальной" оппозиции обществу, всем его классам, всем политически и идеологически оформившимся силам – необходимость оставаться всегда самим собой, чего бы это ни стоило, – эта борьба сразу на всех флангах, сразу на все стороны запечатляется в сложной, художественно опосредованной форме, в необычайно выразительном и редкостном по многообразию своих возможностей языке. Этот язык – орудие диалектики и парадокса – "непросветительского" разоблачения общественных пороков; он как бы ведет свое автономное существование, служа залогом диалектичности мышления; это не мешает ему быть одним из специальных жаргонов современной философии. Задача языка – не только тонкое и гибкое выражение мысли, но и самовыражение субъекта, знак принадлежности этого философствующего субъекта к определенной школе, шифр, разъединяющий его с другими школами и всякую мысль запечатляющий в особенной "герметической" форме. Это – язык для посвященных, и момент понятности и общедоступности в нем – как бы поверхностный и обманчивый: любого, кто попытается критиковать теорию, можно запутать в диалектических сетях языка. Но этот же замкнутый философский кружок со своим особым диалектом должен вербовать себе союзников, если воспользоваться выражением Адорно; эта же школа способна предлагать хлесткие лозунги оппозиционного толка, завораживающие левого читателя; отсюда и подчеркнуто коммерческие заглавия книг Адорно – свой особый язык заголовков, знак отличия от другой книжной продукции в то же время успешная самореклама. На этом более внешнем уровне воспроизводится внутреннее противоречие адорновской теории – можно сказать, диалектика ее закрытости и открытости, неразрешимое противоречие ее замкнутости и ее стремления по-своему осмыслить реальные социальные проблемы.

И здесь 1968 год положил конец прежнему "кругу существования" теории Адорно. Первый показатель новых сложившихся условий – эта теория стала объектом для принципиальной критики, в первую очередь критики марксистской, причем, что наиболее важно, и в самой Федеративной Республике Германии[7]; критика эта ведется несравненно более интенсивно, чем прежде.