Когда мы говорим о философах – Вольтере, Дидро, д’Аламбере, то они в общем и целом симпатизировали России, видели, как Петр, а потом Екатерина вытаскивают страну из «варварства» и пытаются вовлечь ее в европейское культурное и политическое пространство. Так думали философы, но не все. Скажем, Жан-Жак Руссо откровенно не любил Россию, он считал, что русские как были «варварами», так ими остались. Он был убежден, что Петр I слишком рано цивилизовал свой народ, который к этому не был готов. Вторая его претензия к Петру, не лишенная, надо сказать, оснований, состояла в том, что Петр, как писал Руссо, пытался зачем-то сделать из русских то ли немцев, то ли англичан, вместо того, чтобы делать своих подданных просвещенными русскими. В самом деле, насильственное бритье бород и столь же насильственное переодевание дворян в европейские панталоны само по себе не делало русских европейцами в западном понимании. Все это было не более чем фасадом, за которым скрывалось нечто совсем не европейское. А во Франции общество с давних пор было не только автономно, но и критично по отношению к государству.
Если мы сравним две, казалось бы, родственные модели – французский абсолютизм и русское самодержавие, то увидим, что это далеко не одно и то же. Французский абсолютизм не контролировал в своей стране всё и вся, как это было в России вплоть до 1905 года. Со времен раннего Средневековья города во Франции имели вольности и сохраняли свои свободы. И крепостное право исчезло во Франции за четыреста лет до того, как это произошло в России.
Поэтому во французском обществе всегда существовало настороженно-недоверчивое, а временами и враждебное отношение к «деспотической» России, «стране рабов». Проблема в том, что нам последние двести лет приходилось иметь дело не только с правительством, но и с французским обществом, а это усложняло и до сих пор усложняет задачу.
– Сейчас всё очень сложно. В условиях евро-атлантической солидарности, которой Франция вынуждена следовать, ее правительство ограничено в своих действиях. Взять хотя бы экономику. Вы же понимаете – санкции. Франция обязана их придерживаться.
И все же с государством всегда можно договориться, потому что государство по определению руководствуется рационально-прагматическими соображениями, думает о том, что соответствует национально-государственным интересам. Поэтому общий язык с правительством во Франции можно найти даже в условиях санкций.
С обществом договориться куда труднее, потому что для него, для общества, прагматические интересы не имеют первостепенного значения. Здесь действуют другие принципы, относящиеся к области политической культуры и морали.
В истории франко-российских отношений, пожалуй, только однажды позиция французского правительства полностью совпадала с общественными настроениями. Это было на рубеже XIX–XX столетий, когда Россия оказалась единственной европейской державой, которая протянула руку помощи Франции, разбитой и униженной Германией в 1871 году. Тогда даже непримиримые либералы и социалисты во Франции поддержали франко-русский военный союз, несмотря на неприятие ими русского самодержавия. Это, кстати, повторилось на исходе Второй мировой войны, когда де Голль заключил со Сталиным договор о союзе и взаимной помощи.
Но в целом для французского общества принципиально важной остается приверженность демократическим, либеральным ценностям, уважение к которым оно хотело бы видеть и в России. В силу разных причин, в том числе из-за наблюдающейся русофобской кампании на Западе, прогноз пока неблагоприятный. К сожалению, чуть ли не по пальцам можно пересчитать, видных представителей французского интеллектуального сообщества, которые сегодня относят себя к числу наших друзей. Намного больше тех, кто выступает с антироссийских позиций, причем, зачастую теряют чувство меры. Приведу только один пример.
Когда в позапрошлом году я был в Париже в очередной научной командировке, в книжном магазине «FNAC» мне попалась книга, которую я приобрел. Знакомство с ней повергло меня в уныние.
– Написала ее одна дама, не буду называть ее фамилии… Так вот, автор, среди прочего, составила внушительные списки своих же соотечественников – политиков, предпринимателей, журналистов, деятелей культуры и науки, которых она отнесла к «прокремлевской» агентуре. Невольно приходит сравнение с печально известным киевским сайтом «Миротворец».
Меня в данном случае заинтересовали наши коллеги-историки.
– Практически все там оказались. Почти все, кто с нами поддерживают контакты, все кто с нами встречается на коллоквиумах, на конференциях, приезжает в Москву – это все «агенты Кремля», «агенты Путина», даже если сами они об этом не подозревают.