Избранное. Том 1

Голос его показался мне знакомым, а когда я подъехал поближе, то узнал одного из моих соперников — Мухтара, сына Ливинда. Вот уж кого не ожидал встретить! И заметь я его пораньше, обязательно свернул бы в сторону, потому что хоть и земляк он мне, хоть и мастер хороший, но человек несносный. Вы уж простите меня, почтенные аульчане, за резкость, но это мое мнение: скверный у него характер, фальшивый.

Вот и сейчас он сделал вид, что ужасно обрадовался нашей встрече, и, продолжая играть роль радушного хозяина, указал на щедрое угощение, а сам облокотился на хурджин и сказал:

— Ну, друг, сними с коня поклажу, отпусти его пощипать травку, а мы с тобой пока подкрепимся свежей вареной бараниной. — И, показывая на четвертную бутыль, добавил: — А здесь у меня, между прочим, не минеральная вода, а вино, и, клянусь, это вино получше, чем у нашего Писаха.

Я разнуздал коня и, привязав конец уздечки к луке седла, легонько ударил ладонью по его крупу: «Иди пасись». Положив в сторону свои хурджины, я, не торопясь, как подобает настоящему мужчине, сел за трапезу. На газете лежали пучок свежего лука, несколько головок редиски, вареное мясо, которое Мухтар ловко разрезал ножом на ровные куски.

Он протянул мне полную кружку:

— Я уже одну выпил. Так что догоняй. Дерхаб, друг!

— Дерхаб! — сказал я и выпил вино.

— Ну как?

— Вино превосходное, — ответил я и взял кусок вареной баранины. — Какой ветер занес тебя сюда? — спросил я, хотя, конечно, прекрасно знал, что одним и тем же ветром надуты наши паруса.

— Поручили мне особый заказ, друг. Вот я и выехал изучать орнамент горцев. Время требует, обогащать надо наши узоры, иначе окажемся позади своего народа.

И это говорил он мне, глядя прямо в мои глаза, да с таким еще видом, будто ему одному вручена судьба кубачинского искусства. Иной мог бы и поверить. Ведь даже глазом не моргнул человек! Врет и не только не краснеет, но еще важно причмокивает.

— Что ж, дело похвальное, — сказал я. — Желаю успеха.

— И тебе того же! Ты-то, как мне известно, совсем по другой причине в путь отправился? — Он снова наполнил кружки.

— Да.

— И, наверное, что-нибудь уже подыскал?

— Да так, почти ничего.

— Покажи, покажи, будь другом.

Он так ехидно выспрашивал, что я решил осадить наглеца и достал из хурджина поставец. Но, к моему огорчению, он ничуть не поразился, а только заметил:

— Уникальная работа!

— А ей поправится, как думаешь? — вырвалось у меня.

— Кому это — ей? — спросил Мухтар, и показалось мне, что даже вздрогнул.

— Серминаз.

— Ах, Серминаз! Вот ты о ком говоришь! Не знаю, не знаю…

2

Разочарованный, я спрятал дар доброй женищны в хурджин и подумал: «Неплохо бы узнать, что успел раздобыть сам Мухтар». Выпивая, мы вели степенную беседу, но, сколько я ни старался перевести разговор на Серминаз, Мухтар уклонялся и говорил о погоде, о том, что в этом году будет хороший урожай персиков и винограда, что в нашем ауле собираются строить аэродром…

Наконец с вином было покончено, и мы улеглись, положив под головы свои хурджины. И, наверное, как эти кучевые облака в голубом небе, мысли наши уносились в одну сторону — к Серминаз. И именно поэтому оба мы молчали.

Но что же все-таки скрывается в хурджинах Мухтара? Под плотной ковровой тканью вырисовывается что-то округлое и, кажется, тяжелое. Может, попробовать заглянуть туда, пока он спит? Я протянул было руку и попытался подтащить к себе один из хурджинов. Мухтар еще громче захрапел и, повернувшись на другой бок, как бы невзначай прижал суму рукою. Тогда я решил, когда он проснется и пойдет за конем, попросту залезть в его хурджин, сказав, что перепутал со своим: ведь они схожи как близнецы-братья. Но тут сказалось действие выпитого вина, а я заснул мертвым сном.

Проснувшись в сумерках, я увидел, что Мухтара и в помине нет, а когда с дрожью в сердце схватился за свой хурджин, — обомлел. Так и есть! Обманул меня этот негодник, похитил мой драгоценный поставец и вместо него подложил мне тяжеленную ступку, в каких толкут орех и чеснок к хинкалу. Не помня себя от злости, я схватил за горлышко пустую бутыль и со всей силы грохнул ее о камень, так что осколки брызнули во все стороны. «Мошенник!» — крикнул я, и насмешливое эхо разнесло мой голос по долине.

Как обманул он меня! Как скрыл за притворной улыбкой свой черный замысел! Ведь пока он дружески беседовал со мной, в душе его уже созревал коварный план. Нет, не мог я тут не вспомнить, как вызвал к себе аллах кровожадного волка и стал поучать: хватит, мол, тебе заниматься душегубством, грешно, мол, это и несправедливо. Надо тебе морально перековаться, начать другую жизнь… А волк слушал его, слушал и говорит: «Нельзя ли покороче? А то мимо леса отара проходит, а пастух отстал». Видно, и такому, как Мухтар, не перековаться морально. Пусть он и думать забудет о Серминаз! На ведьме бы его женить, на двух бы ведьмах сразу!

Я весь горел от бешенства, и казалось, что если я вырву из груди свое сердце и хвачу им оземь, взрыв будет как от бомбы.