Избранное. Том 1

— Тебе не понять меня, подруженька! — горестно качала головой Хева. — Я и сама не понимала раньше, когда люди в гневе кричали другим: да будет послано тебе великое счастье и тут же отнято! Ох, какое это страшное проклятие!

— Хева, ты просто все сама себе внушила.

— Нет, Айшат, нет! Потерять такого человека! Проклятый могильщик, чтоб крапива выросла в твоем очаге… Весь Шубурум не стоит мизинца Адама… И почему я тогда не пошла с ним, почему? Может, умерла бы я, но жил бы Адам…

И вот по обычаю вошли мужчины в саклю, где в круг собрались плачущие женщины, и под неистовые их рыдания положили на погребальные носилки останки Адама, завернутые в саван, покрыли буркой, увенчали каракулевой серой папахой. Четверо подняли носилки на плечи и мерным быстрым шагом вышли на улицу, где все мужчины аула присоединились к процессии. Рыдающие женщины остались у сакли… им запрещено провожать покойников. С крыш, из проулков глядели на похоронную процессию дети: не то сожаление, не то удивление было на их смышленых рожицах.

Хажи-Бекир с превеликим усердием выдолбил могилу в прихваченной первыми морозами земле и стоял, опершись на ручку кирки, как чабан на посох, и шептал, шевеля губами, какую-то молитву. Останки Адама бережно опустили в каменный, уже поставленный в могилу гроб. Хажи-Бекир накрыл его каменными плитами, все быстро засыпали могилу землей и воздвигли там, где предполагалось возглавие, двухметровый памятник. Увы, каменный памятник не был резным, не успели, но имя, дату рождения и дату смерти Хажи-Бекир все же выбил… Какую дату смерти? Вот это я, признаться, не догадался посмотреть и, вы правы, очень об этом жалею. Но тут как раз вспыхнул спор: надо ли читать над могилой главу «Ясин» из Корана, которую читают над правоверными мусульманами; решили, что не надо: покойный парикмахер был членом Союза безбожников. Вместо молитв произнесли несколько трогательных речей, перечислили немалые заслуги Адама перед Шубурумом, отметили добродушный и прямой его характер; как-никак Адам внес посильный вклад в развитие культуры в ауле — был в первых рядах борцов за новый быт и красоту человека.

Самую блестящую речь на могиле парикмахера произнес Кара-Хартум, колхозный охотник. С глубокой скорбью он сказал, оглядывая столпившихся мужчин:

— Дорогие мои шубурумцы, мы прощаемся здесь с человеком, который честно прожил свою недолгую и горькую жизнь. Вы знаете, каким добрым, каким безобидным был этот человек; он никому не желал зла… Только после его смерти мы поняли, кого потеряли. Адам был не только сельским парикмахером, он был великим доброжелателем, общественником, просветителем, имя которого не грех поставить в ряду самых выдающихся деятелей. Адам всегда был ярым атеистом: в его сакле мы не нашли даже коврика для намаза. Но он был еще и активным членом Общества Красного Креста и Полумесяца, членом ДОСААФ… Друзья, мне нелегко перечислить все его заслуги перед шубурумской общественностью, но мы их не забудем никогда… Правда, мы еще не выяснили, погиб ли Адам случайно, стал ли первой жертвой каптара, был ли убит злодейской рукой… Но мы это выясним, обязательно выясним! Шубурум — не Америка, где можно убить из-за угла президента и замести следы… Нет, мы уличим виновных, и они понесут заслуженную кару!

После этой речи взволнованные, растроганные, небритые шубурумцы стали осыпать проклятиями того, кто отнял у них Адама, поднял руку на этого доброго, славного, святого человека! Крики, стенания, вопли раздались в толпе:

— Судить убийцу Адама!

— Найти и наказать, пусть это даже сам каптар!

— Такого человека убить! Какая жестокость!

— Осиротели мы теперь! Бедный, бедный наш Адам!

Хажи-Бекир стоял, опустив глаза; не было у него сил выдержать злобные взгляды односельчан. Если бы в ту пору люди были уверены, что могильщик убил Адама, они растерзали бы здесь же могильщика.

Да и теперь еще неизвестно, чем бы кончилось дело, если б Хажи-Бекир не поспешил удалиться.

Растроганные речами, взволнованные, оплакивая Адама, вернулись мужчины в аул, и тут навстречу им выбежала Хева в черном платье, которое теперь предстоит ей носить, не снимая, сорок дней и даже ночей. Хева рыдала, осыпала кого-то проклятиями и кричала:

— Люди добрые, это он! Он убил!

Толпа остановилась, зашумела гневно и грозно:

— Кто? Кто убил? Как зовут убийцу? Скажи!

— Это Хажи-Бекир, он убил! Чего же вы ждете, люди?! Накажите убийцу!

И Хева стала рвать на себе волосы.

Так бывает, когда в костер плеснут керосина: мгновенно хлынет огненный поток, забушует пламя, взметнется к небу…

Страшная толпа хлынула к сакле Хажи-Бекира, чтоб разнести ее по камешку и вместе с хозяином швырнуть в пропасть. И был бы самосуд, если б путь толпе не преградили Чамсулла и Мухтар.

— Люди! Не сходите с ума! — крикнул Чамсулла. — Это еще не установлено.

— Как не установлено?! — зашумела толпа. — Почему не установлено?! Потерять такого человека и не найти убийцу?! Разве здесь Америка, а не Шубурум? Мы все слышали, как грозился Хажи-Бекир!