Избранное. Том 1

Весело трещит огонь в железной печке: зимой и сырые дрова горят не хуже сухих, особенно смолистые ветки рододендрона, из которых мороз выжал влагу. У печки сидят и греются три человека, четвертый спит на куче соломы. Это смелые охотники на каптара: заснул на соломе Кара-Хартум, а греются у печки Касум, Хамзат и Али-Хужа. Все-таки не выдержало сердце старого партизана, пошел с ними, и не потому, что хотел поймать снежного человека и получить в жены дочь «сельсовета Мухтара», а просто заскучал старик после отъезда Хужа-Али. Не с кем теперь Али-Хуже отвести душу в ауле, и решил он поискать приключений, размять кости. Целый день отважные охотники бродили по горам и ущельям, измучились, проголодались и решили заночевать в старой сакле… И тут при переменчивом свете пламени Касум вдруг узнал Хамзата: да, да, вспомнил, как застал его в сакле Айшат! И догадался, почему Хамзат, еще подавно считавший нелепым ловить каптара, отправился на охоту после обещания Мухтара… «Наверное, и дядюшку прихватил, чтоб был лишний голос, если начнется спор, — думал Касум с неприязнью. — Как говорится, лиса выставила свидетелем свой хвост…»

— Ты-то зачем, дядя, побрел с нами? — спросил Хамзат, обтирая тряпкой ствол и затвор охотничьего ружья. — Спал бы сейчас в теплой постели…

— Не бойся, — усмехнулся Али-Хужа, — не собираюсь отбивать у тебя дочь «сельсовета». Если и поймаю снежного черта, передам тебе. Мне было скучно в ауле…

— А здесь весело?

— По крайней мере, интереснее, чем в ауле, который уже почти покинут людьми. Погиб Шубурум! Никогда больше не будет он шумным аулом. Время сотрет его…

— Ну, в ауле еще много народу!

— Скоро и они уйдут, даже не ожидая теплых дней. Да и я не останусь… Поймаем мы каптара или нет, все равно…

— Еще как поймаем! — хвастливо воскликнул Хамзат.

— Кто-то, может, и поймает… Эх ты, коновал несчастный, не смог даже папаху забросить в саклю к Айшат… Робкая нынче молодежь! В твои годы я похитил, по крайней мере, трех девиц! — отозвался Али-Хужа.

— И вы были красным партизаном? — с упреком сказал Касум.

— Да, был! — ответил Али-Хужа. — Но похищать девушек не запрещено и красному партизану… Да что вы-то понимаете? Еще и пороху не нюхали… Мое время было бурное. Поди разберись! Кого только не было тогда в Стране гор: белые, зеленые, черные, красные; только вот синих и желтых не было! Тут и турки вопили: мол, мы вам несем свободу! И немцы, и англичане, и белые казаки, и меньшевики, и большевики… А я простой бедняк, не знал ни бумаги, ни карандаша; где мне разбираться в этом водовороте! Вышел я из аула с мечтой: думал, раз война, то в суматохе перепадет что-нибудь, раз все хватают, грабят… Помню, в ущелье Ая горцы пошли на белых; белые побежали, бросили орудия, повозки, ящики. Я, помню, подскочил к одной из пушек, ствол которой еще дымился, нахлобучил на этот ствол свою папаху и ору: «Это моя!» — Касум и Хамзат засмеялись. — Да и я смеюсь теперь, когда вспоминаю. Ведь впопыхах даже не подумал тогда: зачем мне пушка? Дотащить со до Шубурума все равно не смог бы, да, кроме того, на Шубурум, а значит, и на мою саклю, даже в ту пору, никто не покушался… Да. Между прочим, в том бою ранили меня в голову и, видно, так поправили мозги, что с тех пор понял, с кем мне по пути…

— От белой пули стал, дядюшка, красным? — усмехнулся Хамзат.

— Пошел со своим народом! — возразил Али-Хужа. — Со временем я пошел, а время работало на мой народ. И нынче время делает свое дело: раз аул Шубурум обречен, значит, так и надо! Это понял даже мой закадычный друг Хужа-Али, которого, к сожалению, нет сейчас с нами… Где-то он?

И старик задумался.

— Когда были вместе, грызли друг друга, а теперь скучаешь. Странный вы народ, старики… — молвил Хамзат.

— Ничего, поймешь, когда достигаешь той снежной вершины, что достигли мы, — сказал Али-Хужа и откинулся на ворох соломы. — Да, Айшат — смазливая девчонка! Кому-то достанется…

— Я сорву первым этот цветок, я! — заголосил Хамзат.

— Полгода вертишься вокруг, а толку?

— Ничего, будет толк!

— А будет ли любовь? — вдруг заметил Касум, поправляя дрова в печке.

— Не твое дело! — вскинулся Хамзат. — Что такое любовь? Выдумка чувствительных, нервозных горожан, которые могут довольствоваться мечтаниями о красотке… А я сторонник первозданных наслаждений!

— Дикость! — возразил Касум, стараясь быть спокойным. — Впрочем, ладно: я узнал, что хотел…

— Что узнал?

— Что ты не любишь Айшат. И этого мне достаточно.

— Ну-ка, ну-ка, молодежь! Давайте копайтесь, копайтесь поглубже — может, докопаетесь и до истины, — подзадорил Али-Хужа.

— Люблю я ее или нет, но она будет моей! Вот и все, — усмехнулся Хамзат.

— Какая самоуверенность! А если она тебя не полюбит?

— Полюбит, когда станет готовить мне хинкал с чесноком к обеду! Но если ты станешь на моем пути — берегись, парень.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Али-Хужа. — Ну и молодежь: смешала в одно хинкал с чесноком и любовь.

— Узнаю тебя, край чудес! — рассмеялся и Касум. — Да, общаясь со скотом, Хамзат, ты и сам оскотинился.

— Ты что, смеешься?! Ты… меня… скотом?! — закричал Хамзат.