Избранное. Том 1

Мне представляется, что образы «малиновое поле» и «озерная тоска» удивительно поэтичны. Конечно, читатель может привести десятки других, среди которых есть и такие: «Златая Русь», «Голубую оставил Русь», «Ой, ты, Русь, моя милая родина», «Сладкий отдых в шелку купырей», «... Хорошо ивняком по дороге», «Сторожить задремавшую Русь». «... Ой, ты, Русь, моя родина кроткая». Прекрасные образы, связанные с Русью, создают восхитительные картины сельской жизни, природы, сменяющие друг друга. В России, пожалуй, не было поэта, который бы мог сравниться в образном мышлении с С. Есениным. Осознаю всю важность данного утверждения, и потому мне остается только сожалеть, что я не могу себе позволить в рамках небольшой статьи развернуто обосновать этот тезис. Ограничусь еще, да простит меня читатель, несколькими дивными эпитетами и сравнениями:

Русь моя, деревянная Русь!
Я один твой певец и глашатай.

Тучи, как озера,

Месяц – рыжий гусь.

Пляшет перед взором
Буйственная Русь.

Решаюсь затронуть в статье вопросы, касающиеся отношения С. Есенина к религии и Западу. Окружение поэта в советское время было сплошь антирелигиозное, естественно, это не могло не сказаться на его отношении к православию и, конечно, на творчестве. В предисловии к двухтомнику 1924 года С. Есенин пишет об этапе в своем творчестве, связанном с его религиозностью, отразившейся в ранних произведениях. «Отрицать я в себе этого этапа вычеркиванием не могу... как и все человечество не может смыть периода двух тысяч лет христианской культуры». В краткой биографии 1925 года, написанной незадолго до смерти, он вновь возвращается к этому периоду в своем творчестве. «От многих моих религиозных стихов и поэм я с удовольствием бы отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции». И в стихах это противоречие наличествует. Это – дихотомия мыслей и чувствований сомневающегося человека. С. Есенин ее выражает так:

... Стыдно мне, что я в Бога верил,
Горько мне, что не верю теперь.

И тем не менее С. Есенин, как русский человек, как человек крещеный, хотел бы умереть под русскими образами, о чем он поведал в одном из стихотворений:

... Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,
Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие и благодать,
Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать.

Приходят на память некоторые параллели: религиозные русские философы П. Чаадаев и Вл. Соловьев, боготворившие католичество, в конце жизни примирились с православием, признав ошибочность своих воззрений, а на смертном одре исповедались у православных священников. Смею утверждать, на основании высказываний поэта, что Есенин говорит о своем равнодушии к религии в угоду (сиюминутности) атеистической советской власти. Он ищет оправдательный мотив, чтобы не отказаться от своего наследия религиозной направленности. Свое религиозное чувство он прячет ото всех, но оно обнаруживается у поэта, когда тот говорит об Америке. В 1917 году, еще не побывав за границей, Есенин, анализируя события, происходящие в Европе и Америке, критикует западную цивилизацию за материализм, атеизм и бездуховность. Америка с ее развитой индустрией является для него источником зла.

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли,
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли.

В поэме «Инония» С. Есенин не только пророчествует, говоря об угрозе наступления техники, материализма, безверия, но, как и выдающиеся русские религиозные мыслители (К. Леонтьев, Н. Бердяев, Ив. Ильин), сам, может быть, не осознавая, видит Русь мессианским государством. Он искренне считал, что Русь способна своей духовностью и нравственностью спасти человечество от материализма и атеизма западной цивилизации. Страна «Инония» – это Россия, и отношение к ней у поэта святое, библейское, как к матери.

Вижу нивы твои и хаты,
На крылечке старушку мать;
Пальцами луч заката
Старается она поймать.

Взгляд Есенина на западную цивилизацию не изменился после посещения с Айседорой Дункан Германии, Америки, Франции. В письме от 1 июля 1922 года из Дюссельдорфа А. М. Сахарову он писал: «Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом?.. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод, зато есть душа, которую здесь за ненадобностью сдали в аренду под смердяковщину».