Избранное. Том 1

Духовная и физическая смерть Павла для писателя приобретает характер символа. Тем не менее, мне кажется, что возрождение России может произойти только через религиозное сознание. Конечно, мировоззрение, нравственность людей складываются под влиянием социально-экономических условий, воспитания и образования. Но духовное воспитание человека должно стать определяющим по отношению ко всей системе ценностей. Если мы будем пренебрегать этим, то перспектива самоуничтожения человеческой цивилизации станет реальной. Вот некоторые мысли, возникшие у меня после прочтения прекрасного произведения К. Лагунова.

Роман «Самоеды» издан на средства издательства «Вектор Бук» тиражом в 300 экземпляров. Хотелось бы, чтобы духовное завещание писателя, обращенное к нам, живущим в XXI веке, все– таки стало достоянием многих.

ЗОДЧИЙ СИБИРИ

Появился новый роман известного тюменского прозаика и драматурга Зота Корниловича Тоболкина «Зодчий», опубликованный издательством «Русь». Трудным был путь писателя в осмыслении эпохи конца XVII – начала XVIII веков, стремившегося к глубинному познанию жизни человека, чей многогранный талант неоспорим и признан эпохой Петра Великого и нашей эпохой. Речь идет о нашем земляке-тоболяке Семене Ульяновиче Ремезове.

Всесторонняя и справедливая оценка редко выпадает на долю прозаика, взявшегося написать роман об исторической выдающейся личности. Почему так происходит? Всякая оценка степени таланта писателя всегда грозит быть очень субъективной, потому что писатель, вознамерившись рассказать об историческом событии и присутствии в нем выдающейся личности, не всегда следует строго историческим фактам. И это понятно, так как он пропускает события прошедших лет через себя, через свой духовный опыт.

Уже первые строки романа «Зодчий» сразу привлекают внимание языком повествования: «Едва лишь май народился, едва плеснул зелеными листочками, травами, подразнил ноздри, одурманил сиренью, черемухой, оглушил соловьями, расстался Ремез с Москвой, получив в Сибирском приказе прогонные. Не велика поживка – по семи алтын на подводу, – а и тому рад. Скорей бы в путь, подальше от белокаменной. Чужая она, и за два месяца родней не стала». Казалось бы, все написанные слова известны, но вот «плеснул» Зот Корниловнч их, словно пригоршню, – и уже не читать дальше было нельзя. Роман захватил меня в полон не только языком говорящих людей периода Семена Ремезова, но и эмоциональной лирико-романтической направленностью. Писатель не рассказывает о юности просветителя Сибири, он рисует человека, которому уже за сорок, человека, умудренного жизненным опытом, приехавшего в Москву со своими чертежами и планами (их было пять вариантов) строительства Тобольского Кремля. Начал он его строить только в 58 лет. Все персонажи романа вылеплены З. Тоболкиным с истинным мастерством. Читатель не найдет в нем ни одного диссонанса, нарушающего целостность произведения. Куски жизни схвачены с такой натуральностью, которая говорит о большой предварительной работе автора, об использовании огромного количества исторических источников, относящихся к началу XVII столетия истории Сибири. Через психологический анализ той эпохи 3. Тоболкин пришел к глубокому философскому и социально-историческому изучению действительности г. Тобольска, Сибири, показал противоречивость взаимоотношений между людьми, в которых сталкивались принципы, идеалы, индивидуализм и высокая человечность. Разные люди окружали Семена Ремезова – «Ремеза» (так звали близко знавшие русского мыслителя). Я заглянул в энциклопедический словарь и обнаружил, что «Ремез» означает птицу семейства синицевых. Это птица-строитель. С точки зрения этимологии, фамилия Ремез являет собой совпадение в содержательном плане с деятельностью сибирского просветителя. Семен Ульянович Ремезов, словно птица, облетел всю Сибирь, создал чертежную книгу Сибири, географический атлас из 23 карт, в 1703 году в Тобольске открыл завод по производству селитры. Он – строитель, историк (автор первого научного трактата по истории Сибири), художник, писатель, этнограф, поэт, архитектор... Казалось, не было сферы деятельности, в которой не проявил бы себя Ремез.