Избранное. Том 1

Потому что я выполнил свою миссию. Великан не пошевелился за все то время, которое я выбирался из-под него, и не дрогнул, когда я приподнял его веко. Правда, слабенький пульс я у него нащупал, но это не могло продолжаться долго. Он истекал кровью от ран, нанесенных льдинами. Ими сплошь были покрыты его лицо и руки, но кровь уже смерзлась, и то, чего не могла довести до конца ледяная бомбежка, за нее доделает холод. Но, даже если он и оклемается, ледяная стена не позволит ему выбраться из этой западни. И когда скорбящие родственники прибудут сюда, чтобы взглянуть на своего любимца — переростка, они найдут его здесь именно так, как я его опишу: благородная жертва несчастья и неудачи, которая заставила нас отклониться от цели на десяток миль, да еще после такого долгого и утомительного путешествия. И тогда они закатят по нему замечательный плач, вроде того, какой он был хороший и на все готовый благородный человек, а потом закроют еще одну страницу истории. И не то чтобы я очень возгордился от того, что еще раз доказал недюжинность своего ума. Все это не было ничем из ряда вон выходящим — просто нужно как следует анализировать имеющиеся данные, а затем правильно использовать результаты анализа.

— Ну, прощай, Джонни Гром, — сказал я. — Ты был отличным парнем.

Пес поднял голову и завыл. Я включил вспомогательные механизмы своего скафандра на максимальную мощность и отправился к грузу, который находился в пятнадцати милях от меня.

* * *

Грузовой отсек, длиной в двадцать футов, покоился на участке слежавшегося снега в небольшой ложбинке между оголенными скалами. На нем не было ни царапинки. Это ничуть не удивило меня: автоматическое устройство, которое я поместил в него, могло посадить целый магазин фарфора, не разбив ни единой чашечки. Я обязался доставить груз в целости и сохранности, и выполнить условия договора в точности было делом моей профессиональной гордости.

Я так увлекся, поздравляя себя, что только приблизившись к грузу на пятнадцать футов, заметил, что снег вокруг него истоптан, а потом сверху его заровняли, чтобы скрыть следы.

Но к тому времени уже поздно было пытаться прятаться. Если кто-то там был, то меня уже заметили. Я остановился футах в десяти от входного люка и разыграл жалостливую сцену падения от усталости и превращения в маленькую кучку на снегу, а тем временем внимательно оглядел пространство вокруг отсека и под ним. Но ничего не обнаружил.

Пролежав достаточно долго, чтобы тот, кто мог находиться здесь, имел возможность появиться, я не увидел ничего. Желающих не нашлось. Значит, и дальше мне предстояло играть самому. Я старательно исполнил номер по вытягиванию ног, поднятию их и, пошатываясь, добрался до входа. Царапины на люке доказали мне остальное. Запирающий механизм был не тронут. По моей команде он сработал, и я заполз в шлюз. Внутри все выглядело как всегда. Изоляция холодильной камеры была по-прежнему прочна, приборы сообщили мне, что охлаждающие установки функционируют нормально. Я почти уверился в этом, но не совсем. Не знаю, почему. Может быть, мой жизненный опыт, преподавший мне немало болезненных уроков, научил меня не принимать ничего как должное…

Мне потребовалось полчаса на то, чтобы снять кожух с риферного пульта. Когда я снял его, все сразу стало ясно: соленоид висел полуоткрытым. Это была сравнительно небольшая неисправность, которую можно было бы отнести на счет сложного приземления… но только если бы я не знал того, что прекрасно знал. Это было сделано искусственно, подставка была слегка изогнута на какую-то долю миллиметра — как раз настолько, чтобы аппаратура перестала функционировать как следует и чтобы включился цикл нагрева, который примерно через десять часов неминуемо убьет десятерых, что находятся в холодильниках. Я поправил его, услышал, как газ снова зашипел в трубах, и на этот раз более тщательно проверил показания приборов. Внутренний термометр показывал плюс три градуса по абсолютной шкале. Температура еще просто не успела начать подниматься. Десять длинных контейнеров и их содержимое пока были в целости. Это означало, что вмешательство произошло совсем недавно.

Я все еще размышлял над возможными последствиями такого вывода, когда услышал шаги на льду, приближающиеся к входному люку.

* * *

Иллини теперь выглядел совсем иначе, чем в последнюю нашу встречу в затянутом плюшем кабинете Централи Лиги.

Его обезьянье лицо, прикрытое маской, выглядело съежившимся и бескровным, длинный нос посинел от холода, а на скулах виднелась синева от пробивающейся щетины. Казалось, он ничуть не удивился, увидев меня.

Он вошел внутрь, а за ним появился другой человек. Они огляделись, приняли к сведению отметины на покрытом инеем кожухе рифтера, обратили внимание на открытую панель.

— Все в порядке? — спросил меня коротышка.

Он задал этот вопрос как бы невзначай, словно мы с ним случайно встретились на улице.

— Почти, — ответил я. — Если не считать небольшого происшествия с соленоидом. Впрочем, ничего серьезного.