Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

— Если придет корабль, чем будем торговать? У нас почти ничего нет. Даже пыжиков, потому что Ильмоч удрал подальше от нас.

— У Армоля столько добра, что хватит на все наше селение, — ответил Джон.

Кто-то передал об этом разговоре Армолю, и тот совершенно серьезно, даже не будучи одурманен парами дурной веселящей воды из ствола собственного винчестера, заявил:

— Любого, кто протянет руку к моему добру, я встречу пулей!

Антон Кравченко уверял, что Советское правительство может предоставить неограниченный кредит на самых льготных условиях и народная власть не собирается воспользоваться бедственным положением местного населения.

— Это было бы смешно, — уверял Антон. — Вот вы увидите, что будет: все по самой дешевой и справедливой цене.

— Но пока ничего нет даже по самой дорогой цене, — вздыхал Джон, думая о нелегкой зиме, которая приближалась с каждым днем.

…Джон смотрел на пустынную морскую даль, и мысли у него мешались, обгоняя друг друга, и вдруг всплывала одна особенно упорная и занимала его долгое время. Как-то сами собой ушли такие частые в прошлом размышления о своем месте в жизни, попытки осмыслить собственное существование, найти какие-то оценки для своих поступков. Нынче не только поступки, но и оценки этих поступков диктовались лишь необходимостью, жизненными требованиями. Главным сегодня было лежбище, а не проблемы отношений между расами, рассуждения о сравнительной ценности разных философских воззрений. Даже вопрос о Советской власти с точки зрения жизни сегодняшнего Энмына был не столь важным, как вопрос о том, будет ли сделан достаточный запас мяса и жира на зиму? Ради этого круглые сутки сидят люди на этом мысе и сторожат проходившие корабли…

Джон поднял бинокль, приставил к глазам, чтобы еще раз внимательно рассмотреть горизонт. Низкие облака повисли на стыке воды и неба. Поэтому Джон сначала не придал большого значения то ли дымку, то ли клочку белого облака. Он опустил бинокль и снова погрузился в размышления о том, что надо починить зимние нарты, поставить стальные полозья, осмотреть алыки,[52] потому что придется, видимо, много ездить в эту зиму. Не худо бы и Пыльмау помочь. Несколько дней она рвала траву на берегу лагуны, чтобы набить большие маты, которые потом кладутся на полог и навешиваются с боков и сзади для сохранения драгоценного тепла зимой.

Пыльмау… Жена. Как же называется то чувство, которое соединяет их? Любовь? Какая любовь, если о ней между Пыльмау и Джоном не было ни разу сказано ни слова. Вот маленькую Джинни Джон любил, как это понимается в том мире. Он вздыхал по ней ночами, писал ей глупые записки, провожал по ночному Порт-Хоупу, гулял по парку, бегал по берегу Онтарио, говорил ей столько чепухи и клялся в верности на всю жизнь… А сколько нежных слов было сказано, прочитано стихов! И ничего этого не сказано Пыльмау. Ни одного слова, ни одного заверения… Разве только раз, когда он уезжал в Ном за вельботом. Тогда Джон сказал, что обязательно вернется. Но и то было сказано скорее буднично. Любовь ли это? Нет, это совершенно другое, ни на что не похожее. А может быть, такого вообще нет ни у кого больше? Даже отношения между Тынарахтыной и Антоном носили явно выраженный характер влюбленности, и они порой высказывали друг другу наивнейшие знаки внимания, видимо, очень дорогие для обоих. И все же никто другой, кого знает Джон Макленнан, не мог похвастаться такой самоотверженностью и преданностью, какие проявила Пыльмау на всем протяжении их нелегкой совместной жизни. Самоотверженность, не граничащая, а сливающаяся с самым искренним самопожертвованием. Джон вспомнил, какие слова сказала Пыльмау ему, когда в Энмын приехала Мери Макленнан, мать Джона. Было простое человеческое понимание, очищенное от всего наносного, притворного, чистое чувство, которое позволило ей сказать, преодолевая сердечную боль: «Жену человек может найти и другую, но мать бывает одна…» Да, жену человек может найти другую, но такой, как Пыльмау, больше нигде нет!

Белое облачко тревожно притягивало взор Джона. Он поднял бинокль и совершенно отчетливо увидел белый корпус огромного парохода, идущего к берегу.

Не разбирая дороги, Джон бросился в селение. Он едва не грохнулся вниз на галечную косу, но успел зацепиться за вросший в землю камень.

Корабль уже заметили с берега, и меж яранг метались встревоженные охотники.

— Возле стойки с байдарами ждите меня! — крикнул Джон и кинулся за мотором, который хранил в своей яранге.

Мужчины быстро сняли с подставки байдару и понесли к воде, обогнав по дороге Джона.

— Парус возьмите! — кричал с порога своей яранги Орво. — Быстрее будете.

Тнарат вернулся к стойке и взял за плечи мачту, а парус подхватил Армоль.