Избранное. Том 1. Сон в начале тумана

Это сообщение заставило Джона поторопиться с выходом в море, несмотря на то, что карантин, наложенный обычаем на отца новорожденного, еще далеко не кончился. Он сам поговорил об этом со строгой Чейвунэ. Ее лицо было словно высечено из того черно-серого камня, из которых изготовляются чукотские светильники.

— Если ты заботишься о будущем моего нового сына, — с почтением в голосе сказал Джон, — то не лучше ли будет подумать о том, что он будет есть? Вспомни прошедшую зиму. Сколько унес жизней голод, сколько новорожденных ушло за облака, хотя при их рождении были соблюдены все обычаи и отцы их выдержали все сроки положенного затворничества?

— Эти обычаи не я устанавливала и даже не мои предки. Они родились вместе с нашим народом, — с неменяющимся выражением лица ответила Чейвунэ. — Как задумаешься над этим — разумно или неразумно, так сама жизнь окажется бессмысленной.

— И все же, верно, надо стараться делать так, чтобы обычай прежде всего шел на пользу людям. Ведь те, кто выдумал его или создал, думали ведь прежде всего о благе людей, — мягко возразил Джон.

Каменное выражение лица Чейзунэ не менялось, но в складках ее морщин что-то дрогнуло, в глазах сверкнул отблеск новой мысли.

— Если мы не отправимся навстречу кораблю белых людей, они могут разогнать лежбище, как это уже было один раз. Беда тогда будет всем энмынцам… Уж если Внешние Силы покарают меня за то, что я нарушил обычай, пусть лучше пострадаю один я, чем все. Разве это не разумно?

Чейвунэ молча склонила голову и шепотом сказала:

— Только не забудь перед выходом в море принести жертвы всем сторонам — Восходу, Северу, Югу и Закату. И своего домашнего бога не забудь.

— Хорошо, эпэкэй.[41]

— И повидайся с женой и сыном.

— Хорошо, эпэкэй…

С помощью Тнарата Внешние Силы были наделены крошками табаку, оленьим мясом и каплями крови. С домашним богом Джон справился сам, щедро помазав его лицо нерпичьим жиром и поводив по его губам жестким стеблем от листового табаку.

И вот теперь, спокойные, уверенные, они шли на берег, чтобы выйти в море навстречу неведомому кораблю белых. Джон поддерживал плечом борт байдары, и его глаза видели спину впереди идущего Гувата, берег, а за ним — морской простор, казавшийся отсюда таким спокойным и миролюбивым. Море было почти чисто ото льда, и трудно было поверить, что минет совсем немного времени и все это бескрайнее пространство закроет толстым льдом, загромоздит остроконечными торосами, а открытую воду придется искать далеко от берега, преодолевая иной раз десятки миль. Джон старался шагать в ногу с Гуватом, и даже покачивание корпуса у него было таким же, как у впереди идущего. Только у самого берега, когда оставалось сделать буквально последний шаг, Джон как бы внутренним взором взглянул на себя со стороны, на то, как он воздавал дары богам и даже шептал вслед за Тнаратом заклинания, как он идет со своими земляками, и какое-то новое чувство шевельнулось у него в груди, какая-то мысль блеснула в мозгу, но тут голос Гувата прервал его размышления:

— Ставим байдару!

Прибоя почти не было. Отяжелевшая от стужи вода лениво плескалась у берега, и радужные парашютики мелких медуз почти неподвижно висели над чистым дном, тихо покачиваясь в такт дыханию океана.

Яко отыскал в примерзшей гальке плеть морской капусты, носком торбаса выковырнул ее оттуда, откусил половину, а вторую протянул отчиму.

Морская капуста, к которой здесь пристрастился Джон, приятно освежала рот, и в ее вкусе было что-то далекое, знакомое, словно это было не морское растение, а свежий, только что сорванный с грядки слегка присыпанный солью огурец.

Тнарат деловито проверил крепление кормы и осторожно привинтил лапки мотора к специально сооруженной системе из толстых деревянных планок и лахтачьего ремня.

Винт мотора пока был высоко поднят, чтобы не помять его, когда байдару будут сталкивать в воду.

— А ведь мы неправильно все делаем! — вдруг подал голос Гуват, тоже разжившийся морской капустой и громко, на весь морской берег чавкающий от удовольствия. — Надо все делать наоборот.

Его пришлось довольно долго слушать, прежде чем удалось выудить кз его путаной речи действительно дельную мысль: безопаснее для винта столкнуть байдару не носом вперед, а кормой. Тогда он сразу же окажется в глубокой воде, да и охотникам будет сподручнее садиться.

— А ведь ты иногда тоже смекаешь, — с оттенком удивления произнес Тнарат.

Когда байдара закачалась на воде, первым в нее прыгнул Яко, за ним Джон. Последним, оттолкнув легкое суденышко от берега, взобрался Гуват и аккуратно свернул причальный ремень.