Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Одна из женщин несла ребенка. Тут Тынэна не выдержала и побежала, расталкивая толпу. Она не знала, как и что сказать этой женщине. Она встала перед ней и смотрела на нее нежно и сочувственно. Летчик заметил Тынэну:

— А-а, красавица! Опять с непокрытой головой ходишь? Товарищ Васильева, — обратился он к женщине с ребенком, — благодарите эту девочку. Перед вылетом в Ванкарем я ее посадил на счастье на крыло.

— Как тебя зовут, девочка? — спросила женщина.

— Тынэна.

— Таня? — переспросила женщина. — Танюша?

Тынэна молча кивнула: ей нравилось русское имя Таня.

— А ее, — женщина приподняла ребенка, — зовут Карина. Она родилась в Карском море. Карина Васильева.

— Ка-ри-на, — медленно произнесла Тынэна и улыбнулась.

Председатель Кукы подогнал собачьи упряжки, чтобы отвезти снятых со льдины в отведенный для них учительский домик.

— Как в Москве, — со смехом сказала мать Карины, — и чукотский трамвай подали к самолету.

Тынэна поплелась вслед за собачьими упряжками. Толпа встречающих растянулась по единственной улице Нымныма. Собаки сосредоточенно тянули нарты и оглядывались на необычных седоков.

До вечера не смолкал оживленный разговор в крохотном, всего на три комнаты, учительском домике. Челюскинцам несли подарки: расшитые бисером торбаса, меховые тапочки, рукавицы, пыжиковые шапки с длинными ушами, зимнее лакомство — замороженное оленье мясо, нерпятину, рыбу.

— Ну куда нам столько! — устало отмахивались женщины. — У нас же все есть, ничего нам не надо.

Наконец радистка Люда встала у дверей и решительно сказала:

— Все. Пусть они отдохнут.

Долго еще жил Нымным заботами о челюскинцах. Все — и стар, и мал — знали уже по именам летчиков, встречали их радушно, в ненастные дни переживали за них и даже просили затихшего шамана Тототто покамлать, чтобы умилостивить духов, упросить их унять ветер и отогнать пургу в другое место.

Учительский домик не пустовал. Улетали одни, прилетали другие. В бухту Лаврентия отправлялись собачьи упряжки, увозя снятых со льдины и окрепших в Нымныме челюскинцев.

Тынэна бегала к каждому самолету, и все летчики ее уже знали и звали Танюшей.

Когда последние челюскинцы покинули льдину, в Нымныме собралось сразу три самолета. Бородатый летчик решил на прощание покатать нымнымцев. Он позвал желающих, но мужчины вдруг замялись, отводили глаза куда-то в сторону, а у иных фазу же нашлись неотложные дела, и они заспешили к ярангам.

Неожиданно для всех в воздух решил подняться старый шаман Тототто. Он уверенно направился к самолету, и кто-то сказал ему вслед:

— На Священном Вороне сколько раз летал, это ему не в диковинку.

Летчик обратился к Тынэне.

— Ну, а ты, Танюша?

И Тынэна с радостной готовностью и вместе с тем замирая от страха поднялась в самолет.

Самолет был стылый, и от железных стенок несло морозом, как от айсберга. Тынэна видела перед собой закрытый шлемом затылок летчика. Сзади сидел старый шаман и прерывисто дышал, словно поднимался на высокую гору.

— От винта! — крикнул летчик.

Мотор чихнул, глотнув холодного воздуха, выпустил облачко голубого дыма. Завертелся пропеллер, превратившись в радужный прозрачный круг, и весь самолет затрясся, как нетерпеливый пес перед гонками.

Тынэна схватилась за борт.

Самолет дернулся, оторвал примерзшие к снегу лыжи и резко побежал по ровной, укатанной полосе к противоположному берегу лагуны. Тынэна оглянулась и увидела посиневшее от страха лицо Тототто. Шаман сидел с закрытыми глазами и что-то беззвучно шептал, словно призывал на помощь Священного Ворона.

Самолет развернулся к селению и взревел так, что заложило уши. В оттяжках между крыльями засвистел ветер. Навстречу помчались яранги. Еще мгновение — и самолет врежется в них. Тынэна закрыла глаза. Но любопытство пересилило страх. Она приоткрыла сначала один глаз, потом другой — ни людей, ни яранг. Внизу лишь покрытое льдом море. Отчетливо различались отдельные торосы, голубые айсберги, исходящие морозным паром разводья. Резко чернел скалистый берег. Горизонт поплыл вверх, Тынэна крепче ухватилась за борт. Летчик повернулся к ней и что-то прокричал. Он был в больших очках, закрывающих половину лица, но и сквозь них было видно, что он улыбался.

Показались яранги. Какие они маленькие! Даже огромное здание школьного интерната казалось сверху игрушечным домиком, а яранги — словно разбросанные по снежному полю черные камешки.

А люди с высоты и вовсе походили на каких-то букашек. Они едва ползли от яранги к яранге, и возле них путались крохотные собачки.

Страха больше не было и в помине. Тынэна обернулась и взглянула на шамана. Старик смотрел широко открытыми глазами прямо перед собой, и по его лицу текли крупные мутные слезы. Тынэна удивилась, потом сообразила — и у нее из глаз сильный встречный ветер выжимал слезу.

— Хорошо! — не выдержав, крикнула она старику.

Тототто или услышал, или по движению губ догадался что девочка с ним разговаривает. Он строго кольнул ее взглядом блестящих от слез зрачков.