Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Сначала Тынэна не поняла, каким образом неграмотный старик может писать сказки, потом вспомнила, что Папо — искусный косторез. Ей доводилось видеть моржовые клыки, расписанные рукой старого мастера. На гладкой, хорошо отполированной поверхности клыка Папо рисовал картинки из легенд и сказок чукчей. Все изображения были связаны между собой, и сказку можно было «прочитать» по всему клыку. Длинные сказания, не помещающиеся на одном клыке, Папо переносил на другие, и таким образом получалось как бы несколько «томов».

— Пушкин писал не только сказки, — пояснила Тынэна и рассказала о жизни поэта все, что сама узнала на уроках литературы и из школьных учебников. Попутно она попыталась объяснить, что такое стихотворение, сравнив его с песней.

Над партой взметнулась сухонькая ручка. Старуха Кичау интересовалась, не Пушкин ли написал песню «Если завтра война».

За разговором о Пушкине и застала их в классе Елена Ивановна.

— Не кажется ли тебе, Таня, что ваш первый урок немного затянулся? — спросила она.

— А я не знаю, сколько времени, — смутилась Тынэна.

— Ваш урок длится уже третий час, — сообщила Елена Ивановна. — Ну, ничего. Для первого раза это не такая уж большая беда. Тем более, как я вижу, ученики у тебя на уроке не скучали. Не правда ли? — обратилась она к классу.

— Нам было очень интересно, — за всех солидно ответил Папо. — Хорошо она говорит, занятно. Мы совсем не устали. Немного отдохнули, посидели на полу.

Тынэна отпустила учеников, задав им на дом написать по полстраничке палочек и крючков.

Елена Ивановна позвала ее к себе домой.

Непроглядная тьма опустилась на селение. Маяк не горел. Плотно зашторены все окна в немногих деревянных домах селения. Только издали доносился глухой перестук движка электростанции, взвизгивали в темноте собаки да ветер шумел в прибрежных торосах и в невидимых над головой проводах.

Валерка уже спал. На тумбочке лежала его записка, нацарапанная неровными каракулями: «Я сплу». Мать повертела в руках записку и нежно улыбнулась.

Валерка целый день носился по селению, бегал с ребятишками на лед лагуны. По-русски говорил с чукотским акцентом.

Елена Ивановна поставила на плиту чайник, пошевелила кочергой в топке, подсыпала угля. Из самодельного платяного шкафа достала какую-то шкатулку.

— Конечно, это не дамские, но идут точно, — сказала она, протягивая Тынэне большие серебряные часы. — От Ивана Андреевича остались, забыл взять. Так торопился. Носи их на здоровье и смотри не затягивай уроки, — шутливо-строго добавила Елена Ивановна.

Тынэна положила часы на ладонь. Они громко тикали с чуть слышным звоном. По нижнему краю циферблата виднелись четкие буквы — Мозер.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она за подарок.

— Не за что, — ответила Елена Ивановна. — Я рада, что именно в твои руки попали часы Ивана Андреевича.

Елена Ивановна закрыла лицо руками.

— Что с вами? — забеспокоилась Тынэна. — Случилось что-нибудь?

— От Вани ни одного письма… Как попрощался с нами — ни строчки…

— Письма же к нам идут долго, — принялась успокаивать Елену Ивановну Тынэна. — Вон газету свежую получили, так там еще портреты фашистские. Сама видела на полярной станции. Война, а в газетах про дружбу между Советским Союзом и Германией. А вы говорите — письмо от Ивана Андреевича!

Елена Ивановна вытерла слезы, через силу улыбнулась и виновато произнесла:

— Да я так…

Напились чаю, и Елена Ивановна постелила Тынэне на деревянном топчане.

Долго не спали.

Сначала лежали молча. Тынэна сквозь подушку слышала тиканье часов. На кровати беспокойно ворочалась Елена Ивановна. Наконец она тихо спросила:

— Тынэна, ты не спишь?

— Нет, что-то не спится, — ответила Тынэна. — Все вспоминаю сегодняшний урок. Так стыдно. Все получилось не так, как хотелось.

— Это всегда так кажется, — помолчав немного, сказала Елена Ивановна. — Когда я впервые вошла в класс, мне показалось, что обратно мне не выйти, — такой страх меня взял. То, что ты волновалась, это хорошо. А держалась ты в классе как настоящая учительница… Тебе самой-то понравилось учить?

— Очень! — вырвалось у Тынэны. — Только уж в следующий раз я постараюсь провести урок как следует.

Помолчали.

— Танюша, — послышался из темноты голос Елены Ивановны, — ты никогда не задумывалась о своем будущем?

— Может, и задумывалась, — после непродолжительной паузы ответила Тынэна, — но не так, чтобы все время только об этом и думать… Так, иногда…

— В твоем возрасте человек уже на что-то решается, — отозвалась Елена Ивановна. — А ты не хочешь стать учительницей?

— Может быть, — неуверенно ответила Тынэна. — Мне это нравится.

Широко открытыми глазами она смотрела в темноту, в ту сторону, где находилась кровать Елены Ивановны.

— Я иногда мечтаю, — продолжала она. — Только мои мечты, наверное, несерьезные, о них не напишешь в школьном сочинении «Кем быть?»… То вдруг захочется увидеть это самое кастильское чистое небо. Или вот стоишь на высоком мысу, видишь проходящий корабль, и вдруг такое любопытство тебя разберет, так бы и оказалась на его палубе… Елена Ивановна, вы меня слушаете?