Читаем Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку полностью

Ну так что? Поездка моя шикарная, по загранице сорвалась глупо и случайно. Вначале я сильно жалел об этом, переживал. А мудрый зять мой — муж сестры — сказал: «Ихрройю. И с самого начала тебе незачем это было». Теперь по прошествии месяцев я вижу, что меня остановила Рука. Она меня всю жизнь ведет. Ни к чему мне загранпоездки, рано еще переходить на «изячную жизнь». Ибо в итоге расстройства я вдруг начал писать новый роман. Маялся я им, начать не мог. А тут как-то все сложилось. Начал. Люди есть. История есть. Название есть. Эпиграф есть, три печатных листа текста есть. Перед сим радошным до мия фактом, все пропавшие загранпоездки чушь и плешь И вошь (на плеши). И в Вятку съездил. Каково. Э? Доставил матери памятник. Я с неудач шибко энергичный бываю. Взял мраморную плиту, 70 кг цемента, три литра жидкого стекла, бабу, запойного механика соседа Колю, погрузил все это на поезд, выгрузил в Вятке, всех рассеял, поставил по рабочим местам, запойного соседа похмелил и определил на инженерные работы по памятнику, а сам занялся тем, чем положено мне на роду заниматься — влез в рюкзак и таскал на кладбище из деревни цемент, кирпичи, щебенку, воду, доски и проч., и проч. Четыре кг весу сбросил на этой работе — много надо было таскать. Ну а потом походил по лесам и грибов даже насушил. Избу присмотрел.

Сейчас вернулся из Сванетии. Плюнул я на все раритеты, вспомнил юность, влез в рюкзак и пошел я в Сванетию пешком через перевал Донгуз Орун. Сопровождали меня два альпиниста — мастера спорта. Один эдак впереди, а один эдак сзади. Ну к концу дороги альпинисты с удивлением, а я с типично куваевским тщеславием пришли к выводу, что середний бывший геолог середнему мастеру спорта не уступает, а могет и показать, если надо. Принимали меня в Сванетии как небольшого короля. Хорошая страна, и народ прекрасный. Твердый народ без кавказского слюнтяйства, и даже получил трезвое приглашение: «Вот твой дом, вот твой стол в любое время и на любой срок». Кажется, с сванами я и впрямь подружусь — крестьяне, люди простые, трудяги. Зимой, видимо, поеду снимать кино, а до этого попробую дать статью — сваны просили, сам вижу есть у них действительные нужды. Мне плевать, как это называется «трибуна писателя», «писатель и время» или тому подобная чушь. Вижу я крестьян очень похожих на моих вятских и вижу их нужду. Хочу помочь.

В остальном у меня без изменений. Обычная круговерть профессионала. Вчера вот надрался с Мифтой. Уж очень рад я был его видеть. Люблю Мифту очень. С годами он становится лучше. Познакомился и с супругой и с отпрыском. Отпрыск пока еще мало что выражает, а вот на Мифту с женой не могу усмотреть без улыбки, ибо вижу, как в фильме, и Провидения, и этот их роман, и женитьбу и могу хоть сейчас написать о них рассказ. Рассказ можно написать хороший. Да нельзя. Использовать друзей в качестве этих прототипов, что ли, нельзя.

Ну вот. Жаль Шукшина. Раздражал он меня последнее время ужасно и вот взял и умер и посему твердо войдет в историю русской литературы и по праву. Московские славянофилы на французских диванах не успели его сожрать и сгубить и испортить. А сожрали бы, ибо был он сжираем. Но — ушел. Честь ему и добрая память.

Дорогая Ал. Николаевна! Продолжаю я это письмо почти через месяц. Были тут события. Вышла статья в «Комсомолке», потом в «Правде», возникла шобла, и кончилось тем, что два врача (благо ребята были хорошие) пару суток со мной возились и еле отходили. Прихожу я вчера на «Мосфильм», а на меня так странно все смотрят. «Чо, спрашиваю, рожа не нравится? Так вы плюньте. Вы работу с меня спрашиваете. Я ведь не актер, я грубый прозаик, в данном случае сценарист».

«Нет, отвечают, позавчера Гена Шпаликов заходил. Увидел на столе твой сценарий, покачал головой. Ну вот, говорит, Олег сценариями стал заниматься. Зачем это ему? Он парень очень хороший, ему в кино делать нечего».

«Спасибо, говорю, Гене Шпаликову за такие слова. Так и передайте». «Нельзя передать, отвечают, он вчера повесился. Вы что, друзья были?»

Не были мы друзья и приятели не были. Просто однажды, давно, столкнула нас судьба на повести «Азовский вариант», была там ситуация. Он вел себя в этой ситуации человеком, я, к счастью, так же. Обаятельный он был парень. Жаль и глупо.

Сценарий для «Мосфильма» я закончил. Они его согласились принять в том виде, как есть, но по общему и моему в первую очередь согласию забрал я его еще на кое-какие поправки. Режиссера нету. Рвется Губанов (тот, бывший актер), но ему давать они почему-то не хотят. Я бы с; радостью работал с Витей Туровым («Через кладбище», «Годен к нестроевой» и так далее), он мне близок, и симпатия наша взаимна, но жестокая обстановка «Территории» не для него. Бог даст что-нибудь.

Ну теперь попал я в популярку, и стол мой завален предложениями. «Экран» желает снимать многосерийный по любой из повестей. «Таджикфильм» пожаловал в мою халупу в лице главного редактора лично. Почему-то был я под коньяком, потому помню разговор слабо, помню лишь заключительную его фразу: «Ну так договор я вам почтой вышлю».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии