Избранное. Том 3. Зеленое тысячелетие. Рассказы

Затем он вновь заговорил голосом человека, предающегося воспоминаниям, и — черт подери! — этот голос был таким всеведающе-ледяным, что меня вновь начало уносить к мистической реке из женщин… Пожалуй, этот человек не был сумасшедшим, скорее — очень эксцентричным, — настолько, нисколько может быть эксцентричным гений. И как знать, возможно, он действительно открыл доселе неизвестное явление, отражающее какие-то неясные свойства души и материи, некое «белое пятно» в современной научной и психологической картине Вселенной.

— Звезды, Карр. Женщины-кинозвезды. Королевы кино. Принцессы серого мира, причудливой игры светотени. Императрицы теней. Они более реальны, чем люди, Карр, реальнее in ox этих актрис, добывающих роли через постель режиссера; они символы, Карр, символы наших глубочайших устремлений, скрытых страхов и потаенных мечтаний. Их, таких женщин, рождается лишь несколько на десятилетие, но всегда есть одна, которая является главным символом, главенствующим привидением, мечтой, подвигающей мужчин к свершению или разрушению. В двадцатые это была Гарбо, Гарбо Свободная Душа — так я называю эту женщину-символ, чья романтическая маска возвестила Великую Депрессию. В конце тридцатых и начале сороковых это была Бергман — Женщина Храбрый Либерал; ее свежесть и открытая шведская улыбка помогли нам примириться со Второй мировой войной. А теперь, — он дотронулся до объемистой папки на коленях, — теперь это Эвелин Кордью — Добросердечная Приманка, девушка, которая излучает волнующую мужчин сексуальность, простодушно пожимая плечами и глупо хихикая. Но какую всемирную катастрофу она предвещает — мы еще не знаем. Вот она, в пяти вариантах своих призраков.

— Вы довольны, Карр?

От изумления я вначале не мог вымолвить слова. Либо Слайкер догадался о подлинной цели моего знакомства с ним, либо произошло потрясающее совпадение. Я облизнул губы и лишь кивнул.

Слайкер изучающе посмотрел на меня и ухмыльнулся.

— Ага, — сказал он, — это застало вас врасплох, правда? Я полагаю, что, несмотря на свою умеренную искушенность, вы — лишь один из миллионов мужчин, с тоской мечтающих оказаться на необитаемом острове вместе с Прелестной Эвви. Сложный феномен современной культуры — Эва-Линн Кордуплевски. Дочь шахтера, получившая образование в захудалых кинотеатрах. Истеричка (замечу, Карр, что она представляет собой наиболее классический пример истерии, с которым мне когда-либо доводилось встречаться), обладающая между тем непревзойденными способностями медиума и ко всему — гипертрофированными и совершенно беспредельными амбициями. Измученная ипохондрией, но заключающая в себе больше энергии, чем миллионы других алчных девушек, запутавшихся в лабиринте киноамбиций, она обладает интуицией в десять раз большей, чем у Эйнштейна, и эта интуиция помогла ей понять, что символ, к которому стремится наша массовая культура, — это воплощенная сексуальность, навязываемая женщине мужчинами и природой; руководствуясь этой же интуицией, она терпеливо и податливо позволила мягкому миганию черно-белого света дешевых кинотеатров превратить себя в этот символ. Иногда она кажется мне девчонкой в дешевом платьице, стоящей на обочине большой дороги и щурящейся от слепящих фар приближающегося автобуса. Автобус останавливается, она садится в него, затаскивая следом домашнюю козу, и, задыхаясь от смеха, объясняется с водителем. Автобус называется Цивилизация.

Все знают историю ее жизни: бурлескные дни, смущающе правдоподобные мультфильмы из серии «Девушка в переделке», для которых она позировала, эпизодические роли, удивительно вовремя пришедший успех фильмов «Химическая блондинка» и «Сага о Джин Харлоу», распавшийся брак с Джеффом Крейном… Вы что-то хотели сказать, Карр? О, мне показалось, что вы начали что-то говорить… Так вот, в этой истории были и тоска по настоящей сцене, жажда интеллектуального общения и власти. Вы не можете себе представить, как возжаждала ума и власти эта девушка после того, как взобралась на вершину!