Избранное. Том I. Дом на Пресне

Меня душило негодование: мне уже восьмой год, время летит, женская нереализованность накапливается, невоплощенность терзает. Юное дарование простаивает. Понемногу меня начинали злить и сами щенки: какого рожна брюки нацепили, если только с собственными мамочками и целуетесь!

Потом эти сюжеты стали повторяться, щенки продолжали демонстрировать полную невменяемость. Я была круглая отличница. Меня, вопреки трафарету, в классе уважали.

Жизнь становилась невыносимой. Я тяжело заболела. Мама умерла. Отец женился на другой, мы стали жить врозь.

Появился Н. Мне уже было четырнадцать. Незадолго до появления Н я, прослушивая матерные шутки веселых забулдыг в доме отдыха, я внезапно по контексту, подставив вместо их затейливых глаголов и существительных свои возможные синонимы, я вдруг догадалась, что процесс, экивоками описанный в литературе, – оказывается, связан с гениталиями и их прикосновениями, проникновениями!!! До меня в четырнадцать лет дошло, что последний штрих ко всей картине жизни, яркий важный штрих, которого мне и не хватало, – теперь он вышел на поверхность, меня уже не проведешь, я поняла, чем надо заняться – и немедленно.

– Невероятно. Ты до четырнадцати лет не догадывалась, что этот орган, затвердев, может проникнуть в тот орган и, подвигавшись там, произвести разнообразные эффекты? – попутчик перебил Ли и чуть-чуть повернул к ней серое дубленое лицо.

…Да. До четырнадцати не догадывалась. И с тех пор я искренне считаю, что девочек надо лишать девственности в роддоме. Родилась девочка – тут же произвести быструю несложную хирургическую операцию – и навсегда избавить и ее, и общество от одной из самых циничных проблем на свете. Чтобы мальчики даже в голове не держали идею первенства.

– Отдохни немного. Ты уже почти злишься, ты почти забыла – чем мы хотели заняться. Сударыня, я предлагаю следующее: вы помолчите, а я развлеку вас историей. Я тут по случаю книгу с собой взял, хотите почитаю? – попутчик положил ладонь на штапельную темно-бордовую обложку. Ли краем глаза разглядела изящную кисть, квадратные лунки, крупный большой палец, резко вынесенный вбок.

– Рассказывайте. Там… похоже на меня?

– Да-да. Конечно. Неуместная застенчивость. Дело было…

Рассказ ночного попутчика

Дело было в постели. Ночью. Зимой. Он и она. Интригует, не правда ли? Можете не отвечать.

Ему тридцать, ей двадцать два. Оба давно знакомы с процессом, отношения прекрасные, про любовь ни звука ни с одной стороны. Кровать удобная, белье свежее, тела чистые, речи корректные, оба страстно увлечены каждый своей находкой. Он нашел ее, она – его. Оба состоят в браке, каждый в своем, детей нет.

У него есть редкая манера, с которой она столкнулась впервые. Вроде бы ничего особенного, но ее восторг ввиду этой манеры увеличивается день ото дня. Желая проверить и углубить ее готовность, он вводит в нее большой палец левой руки.

Она умиляется и движется навстречу этому странному длинному пальцу, мысленно представляя себе жест с поднятым большим пальцем вне рассматриваемой ситуации: здорово! Отлично!

Она шутит: милый, у тебя же все пальцы очень длинные, ты сам вон какой длинный, почему ты пробираешься в меня именно большим?

Во! – какая ситуация, – грубовато разъясняет он. И мне так удобнее, а тебе? Мне нравится, соглашается она.

Пока они беседуют, палец изучает местность, не пытаясь выдать себя за что-нибудь другое. Палец – корректный разведчик, но он только палец. Владелец пальца отменно воспитан. Он ничего не путает, никуда не торопится, он не занят никакими прелюдиями, он честно и эгоистично наслаждается. Она тоже ничего не ждет и никуда не торопится, потому что он выносливее ее и лучше просто тихо полежать. Подумать, почувствовать. Потому что когда он решит, что пора начинать – она потеряет зрение, слух, память и прочие возможности.

Начинает он очень медленно, у него большой, объемистый, увесистый прямой орган, с которым лучше не суетиться. Его надо осторожно расположить, чтоб не наделать бед. Габариты обязывают. Она тихонько помогает ему устроиться и в знак одобрения сжимает стенками. Он осваивается, осматривается и падает, влетает в нее первый раз. Она зажмуривается, он падает второй раз, он падает и падает в глубину, удивленно раздвигающуюся навстречу его бешеной силе, его медленности, уверенности. Она каждый раз искренне поражена: такой огромный, он всегда располагается в ней с абсолютным взаимным комфортом, она бесстрашно отвечает ему, и их столкновения так прекрасны, что идея оргазма, так захватившая одураченное человечество в текущем веке, начисто вылетает из их голов.

И так два года подряд. Встречаются, делают хорошее дело, встают, одеваются, посмеиваясь над белым светом и поджидающими их супругами, расходятся по своим квартирам. Встречаются, делают, одеваются, посмеиваются, уходят. Между делом переписываются. Иногда часов по десять гуляют по большому городу, их окружающему, и разговаривают о посторонних предметах.