«Но всем торжественно пренебрежем!» (А. Тихонов, 1927.)
Конечно, ты права: «Корзину с еловыми шишками» надо снимать на мульти (О. Куваев, 1973).
Насчет елочек одуванчиков я тоже тебя, старуха, понимаю. Все мы к этому приходим. Или возвращаемся. Я тут сдуру с богатых кинематографических гонораров полез в кооперативов районе Аэропортовской строился писательский кооператив. С каминами! Голубая ванна вделана в пол. Ну и прочие интеллектуально мещанские радости. Слава богу, где-то вышла осечка. А пока осечка тянулась, я опомнился. Куда ты, Олег, лезешь? Ты меня можешь представить в голубой ванной? Я не могу. А возле камина в пунцовом халате можешь? Я от смеха умру. Тут у меня лес рядом. На велосипед прыгнул, маленько педалями покрутил – и лес. Сосны стоят над тобой хохочут, белки прыгают, ухмыляются. Все встает на свои места. И всегда вспоминаю я слова одной юной приятельницы. Она с неподражаемым видом могла стоять минут десять перед книжным шкафом, смотреть на него, а потом со вздохом еказать: «Неправда все это».
В остальном все как-то идет. Вышла в этом году книжка. Сижу вот делаю роман. Отгрохал сдуру кирпич на четыреста страниц. Сижу вот шестой раз переписываю. Парнишка я трудолюбивый, но шестой-то раз переписывать. Не сахар, девушка, не сахар. С кино я развязался. Весной затеялся было очередной двухсерийный бред, но я опомнился и убежал. Слишком дорого все это обходится. Вместо этого мы с Игорьком Шабариным мотанулись в Карелию. Хорошо было.
А сейчас вот, на данном историческом этапе, положе, но мне укладывать рюкзак и лететь в Магадан и дальше на Омолон на всю зиму: Избушка там меня ждет. Товарищ там сидит, телеграммы шлет. А у меня застрял вариант с журнальной публикацией романа и приходится сидеть дома. С книжной публикацией все нормально, но хорошо бы и через журнал пропустить.
Знаешь, баба, к сорока-то годам я пришел к выводу, что в колеблющемся, качающемся и дрыгающем мире есть два кита, на которых надо опираться: во-первых, работа во вторых, личная порядочность. Так и стараюсь. Если к этому еще присовокупить лес, так жить вполне можно. Вперед и прямо!.
Ездил я в Вятку на могилы предков и на пепелища. Пепелища и есть. Аж заболел там от расстройства. Не знаю, каким чудом меня и сестру вынесло из того болота. Весьма и весьма там плохо. Не был я там двадцать лет, двадцать лет тому назад действительность я воспринимал весьма сквозь очки. И посему.
А приехал, взял из перепечатки шестой вариант свово романа и вижу, что опять дерьмо и еще раз дерьмо. Это, сама понимаешь, нехорошо. Нуда ладно. Чай мы профессионалы, потому вперед и прямо. Дрожите, королевские купцы и скаредное лондонское Сити! На шумный праздник, на веселый пир, мы к вам придем незваными гостями. И никогда мы не умрем, пока качаются светила над снастями!.
Слушай молодая, обаятельная и красивая. Когда-то давно мои друзья графы Негребецкие дали мне такой совет: «Олег, вам тяжело жить и страданий много по той причине, что вы думаете лишь о себе и заняты лишь собой». Справедливые были слова, как я могу утверждать по прошествии лет…
И плюнь ты, ради бога, на эту доморощенную психотерапию, все эти книжечки о парапсихологии. Книжечки эти надо читать – так не для внутреннего употребления, а для самообразования, что ли. Опять же общение с психиатрами годится лишь в личном плане. Мне всегда доставляли удовольствие беседы с Мироном на любую тему, и я рад его видеть; но вот беседы медицинские – не вижу я в них пользы хотя бы по той причине, что ни один психиатр не может помочь человеку жить за исключением случаев сугубо клинических. Опять таки я это понял по прошествии лет.
К сорока годам я определился, знаю, что хочу, чего боюсь чего не боюсь. Ну и так далее. Живу я трезво, даже делово. Но не скучно. Ну и слава богу, и черт с ним, с Куваевым. Надо вот писать следующий роман, а я зачем-то Габриловича из себя корячу, вынет Мне душу этот «Мосфильм», вынет. И кино-то ведь опять дерьмо снимут, не в жилу мои идеи нонешним временам. Не велика беда. Горы высокие, снег чистый, сосны прямые, небо сине, – ну и слава богу. Вот скоро на моря подайся. Ну у! Что ТЫ! Еще на морях моей квадратной рылы не видали.
И вообще я все про тебя знаю. А почему? Да потому что и лично знаком, и письма читал – и опять же о поступках осведомлен, а я о всех, с кем знаком, всегда думаю. Сама понимаешь, что о тебе уж во всяком случае не меньше, чем о других. Думать о сложностях душевной жизни О.М. Куваева мне абсолютно неинтересно, да и тонкостей-то нет, вот я и думаю о других.