Читаем Избранное. Том III полностью

Легли спать. Мешок мой хоть и плавал в воде, но намок мало, а у ребят совсем сухие! Лежим. С одной стороны от меня шкура с протухшим нерпичьим жиром, с другой – горшок, куда чукчи периодически сливают из полога, а в лицо ласково лижет собачка. Наши чукчи – хорошие, гостеприимные люди. Две семьи с Айона. Ловят рыбу сетками. У каждого одна сетка, и уже наловили около 2 тонн. Вот это Чукотка! Будут здесь зимовать, построят избушку. Старуха у них страшного вида, но, видимо, добрая, и маленький цветочек тундры – Аня. В отличие от прочих чукотских детей очень весела и подвижна.

23.VIII. Ура! Штиль. Снова болтается на мачте петушок. Отдали чукчам часть чая, оленины. Как они накинулись на это мясо, – видимо, давно его не приходилось им есть. Очень, сердечно попрощались. Наивные люди! Поднимешь руку, чтобы поправить шапку, а они думают, что им еще машут, и обязательно ответят. Обогнули Наглёйнын. Что же дальше?

25.VIII. Вот и снова на базе. После Наглёйнына сдал мотор, долго плыли на веслах, заправлялись.

Опять крепчает (в который уже раз!) ветер. Скажу прямо: страшно в темноте на волнах в такую погоду. Чтобы немного отвлечься, прошу Мишу спеть что-нибудь. Потом надумали вскипятить чай. Налили в ведро воды, на ведро – миску с бензином и сверху чайник. Все это повесили на весло поперек бортов. Граммов 400 бензина хватило, чтобы чайник закипел. Удивительная вещь огонь! Вот горит он слабыми язычками, даже не обжигает руки, а сразу уютнее делается августовская полярная ночь, тише волны.

Так добрались до Кремянки: Горький урок прошедшей ночи, не прошел даром, и теперь лихо, пристали к берегу, не залив в лодку ни капли, хотя прибой был солидный. Забили в землю колы, якорь – и в землянку. Пусто в ней, только дамы на стенах да несколько книжонок, и среди них – «Бестужев Рюмин», памятная мне еще по школьным годам.

Два свечных огарка, оставленных охотниками, докрасна нагретая печь, и кажется, век бы не выезжал из этих 10 квадратных метров. Запоем читал всю ночь, выбегая только взглянуть на лодку – уж очень гудело море. Утром часа в три стало светать, глянул „в окно и увидел в 15 метрах стаю гусей. Ходят, щиплют травку. Жаль, фотоаппарат пуст.

Часа в четыре дня отчалили. Штиль. Тумлук. Рыбаки. Чай Везде. Это уже торная «домашняя» Чауновская земля.

<p>«МАМОНТОВАЯ ПОЕЗДКА» НА ОСТРОВ АЙОН</p>

1 12 13 14 февраля 1960 г. Сели на «Аннушке» на русле реки Рывеем (север острова Айон) и под снежной косой разбили лагерь. Палаточка двухместная, шкура вниз, сами в кукули. Еще раз возникает разговор о полной неприспособленности нашей одежды к Чукотке. Тяжело, холодно. Огромную неприятность доставляет иней, оседающий на стенках кукуля от дыхания. Лицо все время в ледяном венчике. Сыро. В палатке очень влажный воздух. А так тепло.

В первое мгновение тундра производит после отлета самолета безмятежное впечатление полной отрешенности, тишины.

Она вроде суровой, но доброй матери. Строго наказывает за малейшую оплошность, но ласкова к тем, кто знает об ее силе и делает все возможное, чтобы не идти против. Это все в пику «Белому безмолвию» Д. Лондона.

Розовый закат, розовый снег, с одной стороны, розовые заиндевелые травинки, и синим колотым холодным сахаром отливающая темень, с другой.

Мамонта не нашли. Да и где его взять среди этого хаоса пятиметровых снежных надувов и голой земли!

Охота. Вот оно счастье! После утренней каторги вылезания из мешка, мерзнувших ног, озноба и холодеющего в секунды чая вдруг блаженное сознание теплоты, того, что правильно смазанное ружье не откажет и на таком морозе, что у тебя ловко подогнанная одежда и упругая сила в ногах. Ты хозяин.

Хорошо жечь гексу в палатке. Тепло и можно просушить вещи. Очень много заячьих и куропаточьих следов, но самих животных нет. Видимо, улетели ближе к солнцу.

Сегодня все еще спим. В плохо выбитом от инея и снега мешке замерзал всю ночь, кошмары какие то. Утром стал дремать, просыпаясь, когда немели пальцы на ногах, и вдруг самолет. Летчики идут к палатке, а мы в ответ хором: «На палубе матросы курили папиросы.»

Летим вдоль обрывов Айона. Бело, куропатки – как деревенские девушки в чистых полушубочках. Следы Сашки Конченко, что скрывается от правосудия. Поселок Энмытанаю. Ряды домиков, магазин. Все обязательно здороваются со свежим человеком. Начальник «цолярки» – огромный детина. Гоняет на вездеходе по острову зимой и летом. А чукчей в поселке совсем нет. Одни русские.

«Некоторые философы смотрят на многие вопросы философии совсем не по философски». – Э. По. Он же кинул и такую мысль:

«С развитием техники искусство в своем развитии все более и более будет отставать от нее, что приведет в конечном итоге к катастрофе мира».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии