Избранное. Том второй

Тодор кротко и терпеливо втолковывал ей, что все, что только можно по закону, все, что в их силах, уже сделано. Но Куна не верила мужу. «Он человек неученый, — рассуждала она про себя, — хитрости в нем нету, его всяк проведет, только деньги возьмут, и все… Да и не жалеет он дитя свое родное, мужское сердце черствое…»

Не оставляла она в покое и свекра. То и дело донимала просьбами написать царю, рассказать — вот, дескать, во всех войнах участвовал, два раза раненный, крест имеет за храбрость, и за это должны теперь помиловать его внука. Однажды Куна как бы ожила — надумала собрать по селу подписи и отослать судьям, — пускай увидят, что парень у нее смирный, добрый, сроду никого в селе не обидел. Такие подписи собирали, когда уволили учителя Панайотова. Она еле дождалась прихода мужа и, торопясь, задыхаясь, сообщила ему спасительную эту мысль, но он остался равнодушным, помолчал, почесал лоб и сказал, что подписи эти без толку, потому что суд осудил Ивана не за то, что он плох, а за то, что коммунист…

В будни Куна, с трудом передвигая ноги, делала кой-чего по хозяйству, и хотя день-деньской не осушала глаз, вечер подступал как-то незаметно. В такие дни и люди казались ей словно бы более близкими, душевными. Куда тяжелее бывало ей в праздники. В праздники людей словно подменяли. Они становились далекими, холодными, равнодушными. Гордо проходили мимо их дома, казалось, говоря: «Чего ваш сын добивался, то и получил!» По-праздничному разодетые парни и девушки напоминали ей о хороших днях, когда и ее сынок, нарядный и веселый, шел на гулянку. И сердце разрывалось от невыразимой, щемящей тоски. Веселые крики парней, переливчатый смех и шутки девчат разрывали ей душу. И она старалась забиться куда-нибудь подальше от всех. Обычно она пряталась у себя в комнате и, приткнувшись возле сундука, где хранились среди прочего и вещи Ивана, рвала на себе волосы и оплакивала его, как покойника. Бывало, что после таких приступов отчаяния она поднимала голову со сбившимися косами, и заплаканное ее лицо вдруг прояснялось, — нет, не повесят они сына, он ведь еще такой молодой! И не какой-нибудь он там ученый, известный человек, чтоб уж так строго к нему подходить. Знают же, что по молодости это, неразумию, и помилуют… Ведь совсем еще ребенок, ну ошибся, так исправится… И, отдавшись мечте, она представляла себе, как суровые судьи призывают ее, чтоб она поклялась вперед удерживать сына от подобных занятий… Она клянется, а те кивают головой, верят ей…

После того как Ивана осудили на смерть, она об остальных своих детях словно и позабыла. Денчо отправили в концлагерь, но он писал оттуда, что жив-здоров, — чего ж о нем думать? Дочь замужем за железнодорожником, живет при станции. Время от времени навещает родителей, но до того занята своим грудным младенцем, что о брате вроде и не очень беспокоится. Зять наведывался к ним еще реже. Но он всегда ее ободрял. Э, кабы всех, кого присудили к смерти, вешали, говорил он, так уж сколько людей было бы на том свете! А на поверку приговор прочитают, потерзают людей, помучают, а потом и помилуют. Зять приходил как раз накануне вечером. И на этот раз был веселей и оживленней обычного. Так как он все время ездил, а в Софии иной раз виделся с большими людьми, то всегда привозил какую-нибудь интересную новость. Положение, по секрету сообщил он, теперь сильно улучшилось. Русские окружили немцев под Сталинградом и скоро перебьют их до последнего. Наше правительство в большом беспокойстве и собирается не только помиловать всех осужденных на смертную казнь, но даже вообще дать им амнистию. Один инженер сказал начальнику станции, что Красная Армия быстро наступает. И по радио тоже о том говорили. Люди даже примечают, что на софийском вокзале поприбавилось немецкого багажу, — отправляют их, немцев-то, на Восточный фронт, не хватает у них силенок русских остановить. При таком положении дел, сказал зять в заключение, наши фашисты еще хорошенько подумают, прежде чем вздернуть кого-нибудь на виселицу. Теперь всем приговоренным к смерти непременно выйдет помилование, в этом и сомнения нет.

Пока зять сидел рядом и рассказывал ей такие приятные новости, Куне немного полегчало. Но после его ухода черные мысли опять зашевелились в голове, и она снова пала духом. Россия ведь далеко, и пока Красная Армия дойдет сюда, фашисты могут погубить ее сына. К вечеру пришел Тодор и подтвердил, что немцы под Сталинградом окружены. В корчме, в закусочной только и разговору что об этом.

Свидания с приговоренными к смерти давали редко и нерегулярно. По правилам, пускали раз в месяц. Но по произволу тюремного начальства тех, кто приходил на свидание со «смертниками», иногда отправляли обратно. И тогда несчастные родители, братья, сестры и близкие осужденных оставляли узелки с принесенной едой и уныло возвращались домой. И только чуточку успокаивало их то, что хоть передачу-то приняли. А вдруг когда-нибудь и ее вернут?