Избранное в 2 томах. Том 1

— Я хочу такой жизни, чтобы банкира Пиркеса тоже не было. Я его ненавижу. Но банк его мне тоже не нужен. Мы сделаем так. Наш земной шар пышно и ярко зеленеет. Это зреют наши хлеба. Их мы будем есть. В гуще хлебов разбросаны огромные здания. Высокие трубы выбрасывают черный дым. Это наши заводы. Там мы делаем штаны, ботинки и плуги. Вокруг заводов, в чащах зеленых садов, над изумрудными озерами, в просторных белых домах живем мы. Это наши города и села…

— Вы живете в них и играете на скрипке… — Репетюк язвительно засмеялся. — Какая идиллия, сэр!

Но Пиркес вдруг рассердился:

— Да! На скрипке! Идиллия! Я желаю ее не для себя одного, а для всех!

— Весьма благодарен, милорд, но обо мне не беспокойтесь!

— Кто не хочет, тот может уйти!

— Куда, сэр? Ведь вы завладели всем земным шаром!

— Черт с вами! Временно можете взять себе половину!

— Покорнейше благодарю, лорд. А я уже и не знал, что мне делать! Не жить же мне с вами, в вашей жизни «для всех». Все равно — глупых, умных, лодырей, бездельников и работяг…

— Ложь! Лодырей мы выгоним на вашу половину!

— А мы создадим из них армию, и они завоюют нам ваши сады, белые дома и изумрудные речки!

Пиркес секунду помолчал. Потом хмуро огрызнулся:

— А мы вам не отдадим! Мы будем защищаться.

— Так бы сразу и говорили, милорд! Вы просто мечтаете об анархических экспроприациях!

Пиркес посмотрел на Репетюка. Он хотел сказать ему что-то резкое и неприятное. Но вдруг передумал и махнул рукой.

— Ну, будет… сэр, или как вас там, граф? Я просто пошутил. Так надоела эта проклятая война и злит…

— Да брось ты, Шая, наконец! — рассердился теперь уже Воропаев. — Неужели ты все еще не можешь понять, что это война последняя?

— Почему «последняя»? Мне кажется, война окончится только тогда, когда уже некому будет воевать. Ну, пускай она даже окончится. Немедленно начнется какая-нибудь другая… Разве может не быть войны, если существуют правительства и государства? У каждого из них свои интересы. Они перессорятся опять! Ненавижу! Вот если б объявить войну против самой войны…

— Ха-ха-ха!

— Собственно, против тех, кому эти войны нужны…

— У вас неплохая память, Пиркес! — Для большей язвительности Воропаев перешел на «вы». — Вы неплохо шпарите наизусть прокламацию, которую мы летом…

— Тише! Тише! Я вас очень прошу! — Аркадий Петрович замахал руками, засуетился. — Ради бога! Я вас прошу!

— Шая прав! — тут же отозвался Туровский.

— Село разорено! — заволновался Потапчук. — Работать некому! Люди гибнут…

Сербин тоже выглянул из-за Венеры Милосской:

— Сколько крови! Сколько страданий! Сколько сирот и калек!

— Война! — Макар вскочил и замахал руками. — Война — это вообще величайшая логическая несообразность! Это вообще величайшее преступление против морали! Это вообще абсолютный нонсенс! — Он был бледен, и прозрачные глаза его расширились.

Зилов молчал. Он поглядывал на всех и на каждого и молчал. В последнее время он стал каким-то молчаливым. Он даже перестал задавать свои вечные вопросы, как будто все ответы были ему известны наперед.

В прихожей гулко хлопнула входная дверь. То, разыскав наконец галоши, убежал без памяти организатор литературного кружка Аркадий Петрович. Шинель он натягивал на ходу.

Так закончился наш первый литературный вечер.

Мы вышли, разбившись на две группы. Воропаев, Кульчицкий, Кашин и Теменко ушли раньше. Они направлялись к пану Сапежко. Надо было рассеяться. Гора-Гораевский уже, верно, метал банк…

Последними ушли Сербин и Туровский. Туровский тоже раскраснелся. Он горячо шептал другу:

— Ты ж понимаешь, она такая… такая милая. Ты понимаешь… я не знаю, как тебе это объяснить… но ты же понимаешь…

Сербин положил руку ему на плечо и слегка сжал.

— Ладно… Не надо…

— Что?

Туровский посмотрел на друга. Ночь была темная, и нужно было придвинуться совсем близко, чтобы разглядеть лицо соседа. Они чуть не столкнулись носами. Сквозь мглу ночи навстречу ему блеснули глаза друга холодным, враждебным взглядом. Лицо Сербина было бледно. Оно даже светилось во тьме.

— Что?… Ты?? И ты тоже?!

— Оставь…

О! Горе друзьям, сердца которых полонены одной и той же красавицей!..

Позади всех плелся Макар. Он размышлял. Философы обступили его со всех сторон. Но, что за черт, он, кажется, просто заблудился среди них. Он ничего не понимает! Что творится на земле? Он чувствует себя выходцем с того света! Что за черт?!

Герои нашей гимназии

Вскоре состоялся вечер «героев нашей гимназии». В нем предполагалось четыре раздела: вступительная речь директора, музыкально-вокальное отделение, танцевальный антракт и ужин героев-абитуриентов с педагогическим персоналом. Нам — не абитуриентам и еще не героям — вместо ужина выдавалось по бутерброду, по две карамельки и по медовому прянику на брата.