Вдруг из соседней комнаты, где спят мама с отцом, доносится громкий крик. Отец рычит хрипло и надсадно, словно его кто-то душит. Мать бросает Юру и бежит в спальню.
— Корнелий! — окликает она отца. — Корнелий!
Юра спокойно ложится, уютно умащивается под одеялом и готов уже мирно уснуть. Крики отца его не пугают. Юра к ним привык. Отец кричит во сне чуть не каждую ночь. Днем отец ходит в гимназию, поливает и пересаживает цветы в саду, проверяет тетради, смотрит в большую трубу на небо, курит, ерошит бороду и играет на рояле. Ночью за ним гонятся разбойники, он устраивает экспроприации, принимает участие в сложных военных кампаниях, бьется в жестоких боях и умирает на баррикадах. Ночью отец умеет скакать на неоседланных мустангах, дерется на рапирах сразу с четырьмя противниками, переплывает бурные реки, ведет корабли в лютый шторм. Его гильотинируют, вешают, расстреливают, режут ножами и сбрасывают с высокой скалы в море.
«Когда я буду большим, — думает Юра, — мне тоже будут сниться такие же интересные сны, как и папе! А то что — гора да гора каждую ночь…»
Однажды Юра заявил, что он скрипач.
Он взял клепку от рассохшейся кадушки из-под огурцов, обстругал ее так, что она стала напоминать скрипку, вбил несколько гвоздиков и натянул на них тонкую проволочку с бутылок из-под солодового кваса. Конечно, это не была настоящая скрипка, но за скрипку «понарошке» эта штука вполне могла сойти. Смычок Юра сделал из жасминного прутика. Сама скрипка, сколько ни води смычком, звуков никаких не издавала, но это не так уж важно, потому что можно было напевать сквозь сжатые губы, и получалось совсем как скрипка. Юра нарядился в старую мамину шляпку с широкими полями, водил прутиком по клепке и, стиснув губы, напевал «Трансвааль».
В семье это вызвало целый переполох.
Когда отец вернулся из гимназии, мама, всплеснув руками, встретила его патетическим возгласом:
— Корнелий! Ты понимаешь! Юра сделал себе скрипку и заявляет, что будет скрипачом!..
Отец ничего не сказал, только посмотрел на Юру поверх своих черных очков. Юра стыдливо спрятался в угол. Уши его покраснели. Очевидно, он придумал что-то очень важное, и было приятно застесняться. Отец прошел к себе, сбросил сюртук, надел домашний пиджак, затем присел к пианино, открыл крышку, взял несколько аккордов и только тогда позвал Юру.
— Ну-с! — сказал он. — Возьми эту ноту.
Он постучал пальцем по одной из белых клавиш. Она зазвенела часто и звонко. Такие звуки Юра называл про себя «щенятами». Ему стало смешно, и он фыркнул. Как же ее взять, ведь ее только поют, а вообще-то ее нет?
— Ну-с? Тяни за мной. До-о-о-о-о…
— До-о-о-о-о!
Отец покрутил носом и в сердцах стукнул крышкой.
— Никакого, брат, у тебя слуха не было, нет и никогда не будет. Слон тебе на ухо наступил.
— Ничего подобного! — обиделся Юра. — Он мне не наступал! Я его и видел только на картинке.
Все это было очень обидно, и Юра всласть поплакал в уголке за диваном, когда отец, пообедав, улегся спать. Там, в пыли, в духоте, в горьком одиночестве, размазывая по щекам жгучие молчаливые слезы, Юра раз и навсегда решил назло проклятому слону, как только вырастет, стать скрипачом. Тут же был выработан и соответствующий план подготовки.
Этот план состоял из двух частей.
Первая часть претворялась в жизнь всякий раз, когда никого не было в комнате. Для этого Юра прятался за диван и выжидал, пока все уйдут, забудут про него. Тогда он осторожно вылезал на свет божий и направлялся к пианино. Открыв крышку, он тихо трогал пальцем белую клавишу, делал «щеночка» и потихоньку тянул «до-о-о-о-о-о-о-о…». Он тянул и совсем тоненько, и толсто, и по-всякому — на разные голоса. Очевидно, все дело было в том, чтобы тянуть это «о» как можно дольше. Этого Юра и старался достигнуть. Он тянул до тех пор, пока не начинало болеть в груди.
Чтоб осуществить вторую часть плана, Юра прибег к строжайшей конспирации. Он делал вид, что идет в клозет в конце двора. Но, подойдя туда, он проскакивал мимо дверей и нырял позади клозета под забор. Там, в заборе, отделявшем соседний сад, одна доска держалась только на верхнем гвоздике, и ее ничего не стоило отодвинуть…
Соседский сад — это был совсем незнакомый, чужой мир, и Юра долго не мог отважиться ступить на его неизведанную землю — через нижнюю доску старого замшелого забора. Несколько дней Юра только робко просовывал туда голову, и сердце у него испуганно и сладко замирало от окружающей тишины, от страха н непонятных предчувствий. Соседский сад был огромный — старые деревья, чащи кустарника, заросли бурьяна. Может быть, в этих чащах и зарослях притаились дикие звери, змеи и слоны? Юра поскорей отдергивал голову и отгораживался доской. Но на пятый день он все же отважился и пролез в щель. В саду было тихо и спокойно. Деревья стояли высокие, торжественные, в тени кустов царила отрадная прохлада, трава была высокая, густая и душистая. Где-то на вершинах кленов и осин щебетали птицы…
Сюда, в соседский сад, и скрывался Юра для осуществления второй части плана. Каждый день, до самой осени.
Раскрылось все это таким образом.