— Ах, джентльмены! Что значит «пускают»? Я не кишонок, мне уже девятнадцатый год. Если хотите знать, мои милорды, не я у родителей спрашиваюсь, а они у меня. Они темные, необразованные мужики. Что я им скажу, так тому и быть. Я им сказал, что на полевые работы я должен ехать непременно. И все. Кроме того, кабальеро, что значит «хозяйство»? Видели ли вы когда-нибудь настоящее хозяйство? А мы настоящие хозяева, а не какая-нибудь там голь перекатная. Мое присутствие дома нужно больше для фасона. У отца двадцать десятин, а летом у нас всегда больше десяти батраков работает.
— Но где же теперь взять батраков? Ведь людей не хватает? Наверное, и те, кто у вас работали, ушли на фронт? — поинтересовался Сербин.
— Конечно, ушли. Но вместо них теперь работают пленные австрийцы. Пятеро у нас круглый год живут. А летом и все десять.
— Почему же, — удивился Зилов, — этих пленных не пошлют в семьи запасных?
Репетюк снисходительно потрепал Зилова по плечу.
— Эх, мистер, мистер! Гимназический курс наук не дал вам знания практической жизни. Да ведь пленных надо и накормить и одеть, а кроме того, еще заплатить за них государству налог! Уразумели, сэр?
Зилов уразумел.
— А главное, — закончил Репетюк, — за компанию и цыган повесился. Для меня товарищи превыше всего. Разве вы хотели бы, чтоб я поехал домой и разбил компанию?…
Мы выезжали утром рано, чуть свет.
День обещал быть пасмурным, прохладным. Ночью выпала обильная роса и теперь крупными, редкими каплями скатывалась по листьям деревьев, через высокие заборы на тротуар, нам под ноги. Мы спешили со всех концов города на сборный пункт — во дворе гимназии.
Там уже стояли три подводы и суетился Аркадий Петрович со служителями и сторожихами. Они укладывали на подводы хозяйственное снаряжение.
Деревня, в которую отправляли наш отряд, находилась верстах в двадцати от города в сторону Днестра. Называлась она Быдловка.
Ровно в семь все сборы к отъезду были закончены. На гимназическое крыльцо вышел инспектор.
— Ну, господа, счастливого пути, — пропищал он с высоты своего башенного роста. — Мы с Иродионом Онисифоровичем будем наведываться к вам. Примете гостей?
— Пожалуйста! Просим! Ждем! — любезно приглашали мы вслух.
«Чтоб тебя в дороге возом переехало», — прибавляли про себя.
Подводы тронулись, дребезжа жестяными чайниками и ведрами. Мы зашагали следом. Двадцать верст до деревни нам предстояло пройти пешком. Вдруг, уже около ворот, Кашин спохватился и остановил нашу процессию.
— Братцы! — крикнул он. — Макара забыли! Макара-то нет.
Мы огляделись. Макара действительно не было. Опоздал или изменил? В тот момент, когда мы собрались заняться разрешением этого вопроса, калитка отворилась, и во двор влетел запыхавшийся Макар. В правой руке он держал футбольный мяч, в левой — увесистую связку толстенных книг. Макар, фанатик футбола, был у нас хранителем мяча. Он ставил на него заплаты, смазывал касторкой, надувал и заклеивал камеры. Что же касается книг, то само собой разумеется, без хотя бы небольшой библиотечки Макар не мог выехать за пределы города на два месяца.
— Ура, Макар! — встретили мы его. — А где же твои вещи?
— Понимаешь, — заторопился неисправимый книжник-футболист, — вообще я не успел. Пока я собирал книги, смотрю — без четверти семь, я скорей за мяч и сюда…
Сообщение Макара мы встретили, понятно, гомерическим хохотом.
— Да как же ты, Макар, спать будешь без одеяла?
— О! — Макар, оказывается, по дороге сюда успел уже об этом подумать. — Вообще это чепуха! В деревне, знаете, есть такая штука, называется — полова, в нее можно зарыться по шею, и будет тепло, как под периной! Кроме того, вообще есть еще сено, солома и так далее. А белья вообще больше одной пары и не нужно. Там же, говорят, рядом пруд, — пошел, значит, и выстирал себе подштанники…
Инспектор спустился с крыльца и тоже подошел к Макару. Его заинтересовал пудовый пакет книг.
— Это что за книжки? — полюбопытствовал он.
— Вообще так себе, знаете, книжки…
— Беллетристика? Учебники?
— Да, знаете, и беллетристика и учебники, вообще…
— А ну-ка, развяжите.
Недовольный шумок прошел по нашим рядам. «Что это — проверка? Обыск?»
— Развязывайте, развязывайте! — подбодрил инспектор уже совершенно официальным, инспекторским тоном.
Макар нехотя покорился. Он развязал шнурок, и стопка книг рассыпалась по земле. Инспектор выдернул из груды несколько штук. Это была недурная коллекция гуманистов средних и идеалистов новых веков, в том числе несколько безусловно редких изданий. Они перемежались книжечками Конан Дойла, Буссенара и Жаколио. Однако особое внимание инспектора привлекли: Юм «Исследование о человеческом разуме», Спенсер «Основные начала» и Аристотель «Этика». На его лице отразились одновременно и удивление, и снисходительное превосходство.
— Неужели вы, Макар, думаете, что эти книги доступны вашему пониманию?
— Я еще не читал их, Юрий Семенович…
— И не читайте…
Макар промолчал.
Инспектор вдруг нахмурился. Книжка, которую он только что взял в руки, не понравилась ему.
— А это мне придется у вас забрать…
— Юрий Семенович!
— Да, да! Получите, когда окончите гимназию.