Избранное в 2 томах. Том 1

Теперь каждое утро, на рассвете, мы просыпались в своей школе, как в башне осажденной крепости. Шумная и крикливая толпа женщин окружала наш дом. Женщины стучали в дверь, ссорились между собой и лезли в открытые на ночь окна наших классов. Когда невыспавшийся Аркадий Петрович появлялся на ступеньках, протирая осоловелые глаза, бурная орава женщин кидалась к нему и чуть не сбивала его с ног. Перепуганный Аркадий Петрович спасался только тем, что, вцепившись в перила, не давал оторвать себя от крыльца. Один против полусотни, а то и больше, женщин, он был абсолютно беспомощен.

Женщины вопили:

— Паночек! Ко мне сегодня!

— Господин начальник, вы вчера мне обещали!

— Пан родненький, мне хотя бы пятерочку! Ей-же-богу, пшеница повысыпается! Перестояла уже!

— Брешет она! Ей невестка с детьми помогает.

— Собака брешет, а ты за ней!

— А, резала-порола! Думаешь, как твоему егория пришпилили, так уже главнее тебя на селе нет? А у моего вон обе ноги прострелены!

— Потому он у тебя самострел, а мой геройством заслужил.

— Самострел? И-и-и-и!

Другие — побогаче — тихонько пробирались с заднего крыльца или через окна и совали нам разные гостинцы. Тут были и цыплята, и свеженькие яйца, и гусочки, и уточки, и палянички, и кувшинчики с земляникой, и сметана, и масло, и другие лакомые блюда сельского меню.

— А завтрак какой я вам, хлопцы, соберу! Яичницы нажарю, молока натоплю, лучку молоденького накрошу, а земляники у меня полное ведерко! Будете есть, сколько душа захочет! И шелковица есть, кислички уже поспевают! Хлопчики мои, гимназистики! Идите ко мне, помогите бедной вдове.

Наше общее решение было — помогать в первую очередь самым бедным. Так что принимать подарки категорически запрещалось. Так же точно запрещалось пользоваться радушием хозяек и лакомиться их завтраками, обедами и полдниками. Мы были на казенных харчах. Утром, перед уходом, мы выпивали по кружке молока с черным хлебом. Около десяти завтракали на поле принесенным с собой и тут же разогретым кулешом. В два полдничали салом и луком. В пять мы кончали работу и возвращались обедать домой.

Конечно, мы решительно отказывались от подарков, которые приносили нам в школу, но надо признаться, что на поле мы скоро привыкли не брезговать угощеньем. За работой мальчишечий аппетит достигал звериной ненасытности, а казенный паек был все же невелик и однообразен. Кроме того, уже начинались продовольственные затруднения, и в городе мы жили на хлебных и сахарных карточках. Вареники с вишнями, молодая картошка с ряженкой или борщ с курчонком — лакомства, которыми потчевали нас в некоторых хатах, — все это очень соблазняло, и не всегда удавалось нам придерживаться объективности и беспристрастия в соблюдении очереди. Женщины побогаче скоро научились подкупать нас, еще с вечера посулив паляницы и коржи.

На следующий день после того, как наш отряд разделили на три артели, только что вызволив Аркадия Петровича из шумной и визгливой толпы женщин, Зилов спешил к своей артели, собравшейся уже двинуться в поле. Вдруг в полутемных сенях он наткнулся на какую- то женскую фигуру, притаившуюся у дверей. Зилов извинился и хотел пройти дальше. Но женщина, схватив за руку, остановила его.

— Паныч, — прошептала она, — сделайте так, чтоб хоть несколько хлопцев отпустили сегодня ко мне.

— Никакой я не паныч! — сердито отстранился Зилов, которого это обращение очень обижало. — Вы можете называть меня так же, как ваших хлопцев на селе: «парубче». Кроме того, я ничего не могу сделать. Есть очередь. Запишитесь в очередь. Когда подойдет ваш черед, мы придем и выжнем вашу пшеницу.

— Так высыпется же, панычик, высыпется… парубче!..

Между ними вдруг появился Кульчицкий. Он проходил через сени и услышал последние слова молодицы. Свободно и уверенно он обнял женщину за плечи и на миг прижал к себе.

— Как твоя фамилия, говори скорей! — прошептал он.

— Стецюра Вивдя, — так же шепотом ответила женщина.

— Придем… — кивнул Кульчицкий, — иди на улицу и жди, сейчас выходим.

Когда Зилов вбежал в комнату, Кульчицкий как раз кричал:

— Ну живее, живее, хлопцы, первая артель уже вышла. Двигаем на всех парах!

— К кому идем? — спросил Зилов.

— К Стецюре Вивде, — хитро глянул на него Кульчицкий. Зилов покраснел.

— Слушай, Кульчицкий! — сказал он. — Ведь это же свинство. Сегодня не Стецюры очередь. Мы приехали не для черт те чего, а обслуживать жен запасных!

— Дурак! — захохотал Кульчицкий. — Вот именно: обслуживать жен запасных. Фраер! — И, снова захохотав, он показал Зилову язык…

Кульчицкий, Воропаев и Репетюк возвращались в тот день домой отдельно от артели, уже вечером. С поля они не пошли прямо обедать, а завернули в хозяйскую хату напиться. С кружками воды их встретила там красавица Вивдя и ее сестра Мотря, такая же солдатка, как и она.

Через пять минут появилась еще и бойкая, веселая соседка, молодица лет двадцати, которой, оказывается, тоже надо было заполучить в поле ребят вне очереди.