Избранное в 2 томах. Том 1. Детство. Наши тайны. Восемнадцатилетние

У Броньки Кульчицкого, обитавшего с Сербиным по соседству, были еще какие-то ночные дела в городе, и Сербин направился домой один. Он жил по ту сторону железной дороги, и путь его лежал через широкую насыпь с путаницей привокзальных путей, залитых ярким электрическим светом. Здесь видно было на полкилометра вокруг. Это было и хорошо и плохо. Один неосторожный шаг — и можно попасть на глаза инспектору или надзирателю.

Сербин завернул за состав пустых классных вагонов и сошел с полотна на придорожную тропку. Здесь, за длинными черными силуэтами больших пульманов, было еще уединеннее, еще темнее. Зато прямо в глаза Сербину светил зеленоватый мертвый диск полной луны на востоке.

Дождь прекратился уже несколько часов назад. Небо очистилось, на нем не задержалось ни облачка. Глубокую синеву чуть окрашивала зеленым светом луна. Далекое, прозрачное небо дышало широким покоем, чуть холодноватой влагой после прошедшего дождя. Чудесная южная осенняя ночь! Она словно звенит нежным, мягким, высоким, уже не уловимым для уха голосом скрипичной струны.

В груди у Сербина все трепетало, сердце было переполнено. Ах, как манит эта таинственная даль, как влекут эти неясные тени! Как волнуют непонятные, сулящие столько обольстительных искушений, приглушенные, но такие значительные и проникновенные звуки ночи! Как захватывает дух! Как колотится сердце! Какая прекрасная и необыкновенная жизнь ждет его впереди!

Сколько обещает, как манит лунная ночь на пятнадцатом году жизни!..

От полноты чувств, от остроты ощущений у Сербина почти кружилась голова.

Но ему не пришлось насладиться ими до конца. Какой-то тихий звук вдруг родился в десяти шагах. Словно кусочек шлака заскрипел под чьей-то осторожной ступней. Сербин вздрогнул. Его настороженный взгляд метнулся в сторону.

В тот же миг он отскочил назад, в тень вагона, и, резко повернув, кинулся бежать. Под прикрытием насыпи тихо подкрадывалась неясная, темная фигура. Вор? Бандит? Нет — Пиль.

Увидев, что обнаружен, Пиль выскочил в полосу света.

— Стойте! — закричал он. — Стойте! Я вас узнал! Стойте!..ский!

…чук!

…енко!

…ов!

Пиль свято верил, что, если одно из этих окончаний придется к фамилии беглеца, гимназист будет таким дураком, что остановится. Сербин, фамилия которого к тому же кончалась на «ин», только припустил шибче. Пиль секунду постоял, прикинул взглядом расстояние и, взмахнув тростью, понесся вдогонку.

— Стойте! — вопил он. — Все равно я вас записал!

Погоня продолжалась минуты две. Сербии перебежал насыпь, Пиль за ним. Сербин, нагнувшись, нырнул под вагон. Пиль не задумываясь сделал то же. Сербин кубарем скатился с насыпи. Пиль только мгновение поколебался, потом вскочил на мостик. Взмахнув руками, он с двухсаженной высоты прыгнул прямо на тропку, проходившую вдоль насыпи. Сербин как раз оглянулся и увидел, как его тело взметнулось вверх и на мгновение как бы застыло на фоне залитого лунным светом неба. Ноги Пиля раскрылись ножницами, руки раскинулись в стороны и полы черной накидки-пелерины распластались на ветру, точно вороньи крылья. Теперь Пиль бежал Сербину наперерез, и расстояние между ними уменьшилось вдвое.

Сербин собрал все свои силы, всю сноровку левого инсайда. Гравий свистел у него под ногами. Он рискнул и кинулся напрямик к тому месту, где тропка, вынырнув из-под мостика и перебежав «полосу отчуждения», вливалась в улочку между домами и заборами предместья. Своим маневром он саженей пять выгадывал, но рисковал попасть Пилю прямо в руки. К счастью, он опередил его шагов на десять и скользнул в темную гущу зелени. Тут жили машинисты, кондукторы, техники. Вдоль переулков теснились их микроскопические усадебки с микроскопическими — в две, три комнатки — особнячками. Мать Сербина, вдова, служившая в железнодорожной библиотеке, снимала здесь квартиру.

Обогнув последний угол перед домом, Сербин на миг остановился. Здесь, на углу, в маленьком белом домике с увитой виноградом верандой, жила Катря Кросс — дочка машиниста Кросса, стройная пятнадцатилетняя гимназисточка, с тенью под глазами и мелкими прыщиками на лбу. Вот уже два года, с третьего класса, Хрисанф Захарович Сербин был молчаливо, но восторженно влюблен в Катрю Кросс. Дойдя до калитки, Сербин остановился и, подняв глаза на окно белого домика, вздохнул. Там, за голубыми ставнями, живет Катря! Прекрасная Катря! Что она сейчас делает? Учит уроки? Нет, уже поздно. Она, верно, спит. Сербии снова вздохнул — еще глубже и еще трагичнее. Ни одна душа в мире не знала о тайной страсти гордого и скрытного Хрисанфа Захаровича.

И вдруг Сербин чуть не подскочил от неожиданности. Тихий, нежный, чарующий и шутливый голос — так должна звучать райская музыка — вдруг прозвенел прямо у него над головой.

— Где это вы так поздно ходите?..

На заборе, прямо над Сербиным, сидела собственной персоной Катря Кросс или, может быть, ее призрак. За забором глухо рычал Катрин цепной пес Карачун.

Сердце Сербина трепыхнулось, потом еще раз трепыхнулось, замерло, похолодело и остановилось совсем.

— Катря… — хотел он прошептать. — Это… вы?