Избранное в 2 томах. Том 1

Всякие жучки и божьи коровки прыснули во все стороны. А кузнечик остался: неудобно прятаться, если у тебя шпага. Бессовестный великан Жора хотел тут же проглотить Вовку, но шпага воткнулась ему в язык. И Жора улетел, подвывая не по-воробьиному. А песенка кончалась такими словами:

Чтоб врагам

хвалиться

было нечем,

Не беги

назад от них

ни шага.

Даже если ты кузнечик,

У тебя

должна быть

шпага.

Никто на заметил, что в класс вошла Татьяна Михайловна.

— Ай да молодец, Медведев, — сказала она. — Ты, Гена, за лето просто артистом стал!

Генка засмущался и вскочил прямо на парту.

— Да нет… Это не я. Это брат сочинил в Севастополе для ребят. Мы там с ним ялик ремонтировали…

— Ну ладно. Пора нам о делах поговорить, — сказала Татьяна Михайловна. — А потом расскажешь про Севастополь и про ялик. Садись-ка на место, кузнечик.

И тут все заметили, что Генка и правда похож на кузнечика: в зеленой, как трава, рубашке, а руки-ноги у него — будто сломанные пополам лучинки; и гитара его тоже похожа на туловище насекомого с одиноко торчащей лапой.

— Точно! И правда кузнечик! — развеселились ребята.

— Ой, батюшки! Я, кажется, тебе прозвище придумала! — с шутливым испугом воскликнула Татьяна Михайловна. — Гена, я не хотела.

— Да ничего, — покладисто сказал Генка. — Это лучше, чем Медведь. А то Люстра меня Медведем обозвала.

— Отныне считать Медведя Кузнечиком, — заявил Павлик Великанов — очень авторитетный в классе человек.

Так и повелось…

Серёжа набрал номер. Он боялся, что трубку возьмут Генкины родители, будут спрашивать, кто и зачем. Но ответил сам Генка.

Серёжа сказал:

— Здравствуй. Не узнал?

Кузнечик помолчал. Потом ответил:

— Узнал… Это ты, Серёжа?

Он сказал не «Каховский» и даже не «Серега», а Серёжа, и это прозвучало как-то неожиданно, по-дружески. И Серёжа обрадовался. Он сам не ждал, что так сильно обрадуется. Но тут же встревожился: в классе было шесть Сергеев.

— Это я, Каховский, — объяснил он.

— Да. Я понял, — все так же негромко сказал Кузнечик. — Хорошо, что позвонил.

— Почему хорошо?

— Ну, так просто, — откликнулся Генка теперь оживленнее. — Понимаешь, я сижу один, скучаю. И вдруг ты…

— А я тоже так просто. Нам только что телефон поставили, и я вспомнил твой номер. Ты что делаешь?

— Я же говорю: скучаю. Гитару мучаю.

— Ты уж, наверно, здорово научился играть, да?

— Нет, что ты. Я понемножку.

— Слушай, сыграй что-нибудь, — попросил Серёжа. Его словно толкнуло. И он загадал: «Если Кузнечик согласится, все будет хорошо». А что «хорошо», и сам не понимал.

Генка согласился сразу.

— Ладно… Я и сам хотел. Ты только трубку не клади, я гитару возьму… Ну вот, все.

И Серёжа очень ясно представил, как Кузнечик, такой же, как тогда в классе, сидит с гитарой на столе у телефона, прижимает щекой к плечу трубку.

— Ты слушаешь? — спросил Генка.

— Конечно.

— Понимаешь, это песня… Ее брат придумал, когда в институте учился. Они пьесу ставили про наших летчиков, которые за Испанскую республику воевали. Вот про этих летчиков песня…

Серёжа услышал негромкие удары по струнам и затем, гораздо громче струн, очень чистый Генкин голос.

Кузнечик пел отрывисто и печально:

Не трогай,

не трогай,

не трогай

Товарища моего.

Ему предстоит дорога

В высокий край огневой.

Туда,

где южные звезды

У снежных вершин горят,

Где ветер

в орлиные гнезда

Уносит все песни подряд.

Там в бухте

развернут парус

И парусник ждет гонца.

Покоя там не осталось,

Там нет тревогам конца.

Там путь по горам

не легок,

Там враг к прицелам приник,

Молчанье его пулеметов

Бьет в уши,

как детский крик…

Теперь Серёже не казалось, что Кузнечик сидит на столе у телефона. Он закрыл глаза и ясно увидел костер на поляне и Костю у костра, и ребят с оранжевыми от огня лицами, и Генку рядом с Костей. Будто они пели вместе.

…Не надо,

не надо,

не надо,

Не надо его будить,

Ему ни к чему теперь память

Мелких забот и обид.

Пускай

перед дальней дорогой

Он дома поспит,

как все,

Пока самолет не вздрогнул

На стартовой полосе…

Песня затихла. Было слышно, как Генка прижал струны ладонью. Он помолчал и сказал:

— Вот все… Ты слышишь?

— Да, — сказал Серёжа, — это такая песня… Про нее лучше ничего не говорить. Просто слушать, и все.

— Брат ее, оказывается, давно написал… А мне спел только сегодня. Это он когда про Чили услышал.

— Про что?

— Про Чили. Ты что, радио не слушал?

— Нет, — смутился Серёжа. — Я тут сегодня закрутился с делами…

— Там фашистский переворот! — с неожиданной злостью сказал Генка. — Генералы толстопузые мятеж устроили… Зря он этим гадам доверял.

— Кто?