Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли

Ольга сидела окаменелая. Надо одолеть этого дьявола! Она не будет служить фашистской посредницей! И Ольга вдруг решилась.

— Господин майор, — сказала она и посмотрела майору прямо в лицо. — Позвольте мне обратиться к вам с просьбой.

Майор строго, но вежливо посмотрел на Ольгу.

— Я вас слушаю!

— Я прошу вас освободить меня от обязанностей, которые вы на меня возлагаете. — Ольга вздохнула, хотя всеми силами старалась сдержать этот вздох. — Дело в том, что я не могу ходить на работу и оставлять дом: у меня двое детей и больная мать, она лежит, не поднимается с постели. Они погибнут без моего присмотра, господин майор.

Майор строго смотрел на взволнованное лицо Ольги. Лицо его выразило досаду, но в этой досаде не было враждебности.

— Ах, как это неприятно, — сказал майор, — как это неприятно!

Ольга набралась смелости:

— Вы можете принудить меня, это ваше право, но…

— Я солдат, — сухо сказал майор. — Если не оказывают сопротивления, нет надобности прибегать к принуждению. Этим можно нанести вред только себе. Это основное правило каждого военного человека. Так я полагаю. — Ольга мяла платок во влажной руке. — Конечно, раз вы не умеете стенографировать по-немецки, я могу найти сколько угодно других переводчиц. — Майор улыбнулся, и эта улыбка глубоко уязвила Ольгу. Эта улыбка выражала превосходство и высокомерие. — Мы не можем пожаловаться, что нам не хватает переводчиц. В нашем распоряжении не только институт иностранных языков, но и все ученицы старших классов. В ваших школах не плохо обучали немецкому языку. Это делает вам честь, — любезно прибавил майор. Впрочем, это была только галантность.

Ольга опустила глаза и мяла свой мокрый платок.

— Хорошо, — сказал майор. — Я могу на некоторое время освободить вас. Но с одним условием: вы немедленно возьметесь за изучение немецкой стенографии. Я полагаю, вы быстро с этим справитесь. Через некоторое время я пришлю за вами. Постарайтесь за это время уладить ваши семейные дела. Наймите прислугу, которая присматривала бы за вашей матерью. Если прислугу станут брать на какие-нибудь принудительные работы, обратитесь ко мне, — я ее освобожу. До свидания.

Майор поднялся, давая понять, что Ольга свободна. Ольга встала, и майор коротко, по-военному, кивнул ей головой.

Ольга прошла мимо адъютанта по коридорам в вестибюль — она ног под собой не слышала. Она свободна, она может уйти, ей не надо сейчас идти на работу к фашистам!..

Чуть не бегом вернулась Ольга домой. Солдат, посланный за нею, сидел внизу около лестницы. Ольга кивнула ему и прошла мимо.

— Вы можете идти. Я уже была у господина майора.

Ольга сказала это таким тоном, что солдат вытянулся в струнку.

— Басаман Ольга?

— Да, я Ольга Басаман.

Солдат откозырял, повернулся налево крутом и ушел. Он даже не потребовал документов.

Но перед дверью квартиры силы изменили Ольге. Она даже пошатнулась, такого душевного напряжения стоил ей сегодняшний день! Ольга закрыла глаза и прислонилась к стене. Стена в темном пролете была холодная и сырая. Мысли кипели в голове у Ольги, чувства кипели в ее груди. Не изменила ли она? Не совершила ли позорного поступка? Товарищи! Дорогие товарищи, — там, на востоке, на фронте и за фронтом, на Великой Советской Земле! Будьте свидетелями! Будьте судьями! Скажите, не действовала ли я против нашей правды? Товарищи, помогите мне здесь!

Еле двигаясь от изнеможения, Ольга подошла к двери, приникла к ней, чуть не обняла ее. За дверью царила мертвая тишина, но Ольга знала — по ту сторону двери стоит мама и ждет ее. Она слышала, как мама стоит, — безмолвная, убитая, напрягая все внимание, чтобы услышать, когда придет Ольга… На свободе ли она? Жива ли?

Так началась эта проклятая жизнь — в городе, захваченном фашистами.

Ольга, II

1

Это была жалкая и бессмысленная жизнь.

Вы прозябаете сегодня — и у вас нет чувства, что ваше существование продолжится и завтра. Но в то же время, вы не можете представить себе, что такому вашему существованию когда-нибудь наступит, когда-нибудь может наступить конец. Это была призрачная жизнь.

Но жить надо — даже с проклятьями, — раз твоя жизнь нужна не одной тебе. Жизнь Ольги была нужна двум детям и больной матери. Нужна ли она ей самой, об этом Ольга не думала, а если бы и подумала, то, вероятно, решила бы, что не нужна.

В первые дни Ольга не переступала порога своей квартиры. Идти за продуктами в город было незачем: магазины не открылись, рынка тоже не было. Продукты надо было раздобывать у соседей, занимать под неизвестное будущее, утешая себя надеждой продать или выменять что-нибудь из вещей. Еще хуже было с водой: водопровод не работал, а артезианской колонки поблизости не было. Надо было спускаться с горы и идти на речку за целый километр, а потом опять подниматься на гору. Женщина из тринадцатой квартиры пошла за водой и не вернулась вовсе. Другая женщина, из соседнего дома, вернулась только поздно вечером: ее перехватили с ведрами немецкие солдаты и заставили целый день таскать для них воду.