Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли

Так началась эта призрачная жизнь: ты живешь в своей квартире, как в пещере, но за стеной есть еще маленькая пещера, и в ней спрятан человек — он не живет, а прозябает, и все же там, за стеной, течет какая-то ненастоящая, неправдоподобная жизнь…

Каждый вечер, когда дети засыпали, Ольга с Пахолом отодвигали ванночки, корыта и лоханки, открывали дверцу и выпускали Иду поразмять в кухне и в передней затекшие ноги. Ида уже не плакала, не убивалась, она словно окаменела. Она почернела и исхудала, только в глазах сверкал черный огонь ужаса и безумия. С Ольгой она почти не говорила. Да и о чем было им говорить? О том, что эсэсовцы ищут по квартирам спрятанных евреев? О том, что от голода в городе умерло еще десять тысяч человек? О том, что сейчас, когда землю сковал мороз, в Сокольническом яру расстрелянных не зарывают, а просто приваливают глыбами слежавшегося снега?..

К Марии Ольга выбралась в метельный день, когда ветер лязгал сорванным с крыш железом, снежный вихрь кружился столбом и вьюга все заносила снегом. Ольга решила, что в такую непогодь на заметенных снегом пустынных улицах будет немного народу, а гитлеровцы будут сидеть в теплых домах. Вьюга валила Ольгу с ног, Ольга пережидала где-нибудь у стены порыв бури и, пряча лицо, торопилась дальше. Ольга пыталась представить себе фронт, но не могла. Она столько насмотрелась танков, орудий, пулеметов, она видела взрывы бомб и снарядов, трассирующий огонь. Но представить себе сейчас фронт она не могла. Фашисты захватили Украину, под их пятой была Белоруссия, Прибалтика, даже русские земли. Они захватили полмира. И Ольга в этом полмире была одна. Она не могла больше оставаться в одиночестве. Хоть бы поскорее попасть к Марии…

Но Марии дома не было. Ольге открыли соседи.

— Она уехала в деревню?

— Нет! Она никуда не уехала. Она сейчас на работе.

Ольга вышла в смятении. Мария пошла на работу. К немцам?

Мария оказалась такой же малодушной, как Нина? Быть этого не может…

Ольга опрометью бросилась к Нине.

По счастью, Нина была дома. Сегодня, в воскресенье, ей не надо было идти на службу. Ольга никогда не бывала у Нины, и та немного смутилась, увидев подругу. После жестокой пурги у Нины в квартире было так тепло и уютно: жарко пылал уголь в печах, из кухни струился запах жаркого.

— Вчера как раз выдали паек, — точно оправдывалась Нина. — Сейчас мы с тобой сытно пообедаем. Ты пришла очень кстати! Поскорее раздевайся! Ты совсем продрогла. Как мама?

— Нина! — сказала Ольга. — Ты знаешь, что Мария пошла на работу?

— Конечно! — удивилась Нина. — Давно. Разве ты об этом только сейчас узнала?

Ольга в изнеможении позволила Нине снять с себя пальто и села поближе к горячей печке. Тепло сразу ее разморило. Она опьянела от жары и как в тумане слушала болтовню Нины.

— Мария поступила совершенно правильно, — говорила Нина, — что ж, разве лучше так, как ты: пускай, мол, я сама погибну, пускай погибнет мама и пропадут дети?

— Нина!

Нина сразу опомнилась и бросилась целовать Ольгу. Нина была хорошая, сердобольная девушка, и ей стало жаль Ольгу. Она действительно допустила бестактность, заговорив о матери и детях. Но она должна была вразумить неразумную Ольгу.

— Ах, Оля, ты в самом деле не от мира сего! Советы все отступают и отступают…

— Нина! — простонала Ольга.

Холод в голосе Ольги остановил Нину, но она не поняла, почему Ольга так возмутилась.

— Что, Нина? Разве я говорю неправду? Ну, мы не верим до конца немецким сводкам об окончательном разгроме, но фронта-то ведь и не слышно.

— Я не о том, Нина! Как ты можешь так страшно говорить — «советы»? Так говорят гитлеровцы!

— Ах! — рассердилась Нина. — Ну, какое это имеет значение? Все говорят — «советы», и я говорю — «советы». Разве дело в том, как говорить?

Ольга молчала. Нина продолжала трещать:

— Ничего плохого мы не делаем. Когда наши вернутся, они сами посмеются над твоим упрямством. Нет, не посмеются, а заплачут горькими слезами. Потому что ты погибнешь из-за своего упрямства, только и всего. Если «советы», то есть наши, собираются нас освободить, то им надо освободить нас живыми, а не умершими от голода. Все борются за существование. Одни торгуют на рынках, другие спекулируют, третьи ездят за продуктами в деревню. А разве ты можешь торговать или поехать в деревню за продуктами? У нас есть специальность, и мы должны работать. Вот и вся недолга. Ну, произошла катастрофа. Конечно, мы бы хотели, чтобы по-прежнему оставались сове… наша советская жизнь. Но что же мы можем поделать? Лишить себя жизни, потому что нас победили?..

— Война еще не кончилась, Нина!

— Ах, Ольга! Ты просто ребенок. Ну, война еще не кончилась, ну, нас еще не победили. Но есть ли у нас основания надеяться, что сове… что наши вернутся? Разве немцы отдадут свои завоевания? Ну, будет мир, ну, они уступят захваченные русские области, но разве они отдадут Украину?

— Ты думаешь, Красная Армия не изгонит фашистов совсем?

Нина пожала плечами.

— Разве я это говорю? Если бы так оно было! Но ведь ты сама знаешь, как немцы сильны, какая у них техника, дисциплина, а потом все эти жестокости, зверства…