Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли

Мальчик присмирел, но выговор дедушки нимало на него не подействовал. Затаив дыхание, он глядел на мейл широко открытыми черными глазами. Он узнал меня.

— Ну? — сердито прикрикнул дедушка.

Мальчик медленно, не сводя с меня глаз, прошел за прилавок к дверце, которая вела в чуланчик позади мастерской. Притворив дверь, он стал на пороге. Он никак не мог оторвать от меня глаз.

— Кого там убили? — помягче, но все еще ворчливо спросил старичок.

Мальчик молчал. Он глядел на меня.

— Пана… — прошептал мальчик, не сводя с меня глаз, — говорят, референта самого бургомистра…

Ого! Мой камень попал в важную птицу!

— Дедушка… — неуверенно начал мальчик.

— Я тебе сказал, за арифметику! — топнул ногой дедушка.

Мальчик ступил через порог, притворил дверь, но неплотно: я видел в щелку его черный, зоркий, испытующий глаз.

— Теперь столько народу убивают! — небрежно сказал я.

Старичок кашлянул и шаркнул ногой.

— А сколько за эту?

Я показал на простую зажигалку из патрона.

— Сотню!

— Ах, и за эту сто!

Может, мальчик выйдет через другой ход и расскажет во дворе? Надо немедленно уходить отсюда.

Я украдкой взглянул на старичка, потом на заднюю дверь. Старичок сердито ковырял иглой в форсунке, в щелке двери виден был черный, любопытный, горящий глаз. Слава богу, мальчик еще не ушел…

— Дороги у вас зажигалки, — сказал я. — Придется поискать где-нибудь в другом месте… — Я отодвинул ящичек. — До свидания.

Старичок снова сердито кашлянул и не ответил. Я сделал два шага к двери.

— Думаю, — сердито сказал вдруг старичок, — что вам лучше еще немного переждать… — Не отрываясь от работы, он локтем поправил зеленый козырек над глазами.

Сердце у меня екнуло, я застыл на месте. Черный, любопытный глаз все еще был виден в щелке задней двери. Старичок подавал мне руку помощи? Я стоял, не зная, что сказать. Волнение распирало мне грудь. Старичок протягивает мне руку помощи, зная только, что я сейчас убил фашистского прихвостня. Он даже не знает, кто я такой.

Мы долго молчали. Старик все ковырялся в своем примусе. Черный глаз все еще светился в щелке двери. С улицы уже не долетали крики.

— Думаю, — сказал наконец старик, — что вам уже можно идти! Володька! — крикнул он в заднюю дверь.

Черный глаз исчез, дверь отворилась — мальчик стал на пороге.

— Беги! — строго сказал старик, — погляди, нет ли там кого за воротами. Да мигом!

Володька кинулся к выходной двери. Он не мог оторвать глаз от меня, он озирался, пока не затворил за собой входной двери.

Мы опять помолчали, пока не вернулся Володька.

— Никого нет! — заговорщицким тоном прошептал Володька, появившись на пороге. Его любопытные глаза впились в меня, как буравчики.

— Спасибо! — сказал я. — Будьте здоровы!

Мне хотелось пожать руку старичку, моему доброму другу, но он не ответил мне и продолжал ковыряться в форсунке. Я направился к двери.

— Вы забыли зажигалку! — услышал я голос старика.

Я обернулся. Старик, не глядя, протягивал мне зажигалку. Это была затейливая зажигалка из прозрачной пластмассы — с устройством для защиты огня от ветра и бисерными инкрустациями. Я машинально взял ее.

— Но ведь она, наверно, очень дорого стоит… Сколько за нее?

— Ничего, — буркнул старичок.

4

В половине второго — за полчаса до назначенного срока — я пришел на кладбище. Вот и памятник академику Багалею. В эту минуту мимо памятника никто не проходил. Не останавливаясь, я прошел к церкви, затем свернул в аллею налево. Был будний день, но церковь была открыта, и шла служба. Низкий басистый голос тянул заупокойную ектению. На паперти застыли на коленях нищенки. На главной аллее тоже сидели нищенки, они продавали ведрами желтый просеянный песок. «Купите и посыпьте дорожку к дорогой могилке!» Я пересек главную аллею и пошел по боковой. Здесь было совсем безлюдно, — изредка какая-нибудь старушка проходила к дорогой могилке.

Я вышел из аллеи, пробрался между могилами и сел на пенек у памятника.

Гудела и звенела глубокая кладбищенская тишина. Неистовую возню подняли в кустах воробьи. Где-то вдалеке стрекотала сорока. Из церкви доносился низкий басистый голос попа. Издалека, из города, долетал порою рокот автомашины. Тихо, уединенно было на кладбище.

Но я не проникся кладбищенским покоем.

Нервы у меня были слишком напряжены, чтобы погрузиться в кладбищенскую печаль и тишину.

Придет ли третья? Увижу ли я оброненный платок? Дадут ли мне наконец явку?

Неудачи этих трех дней удручили меня.

Поможет ли мне эта третья встреча выполнить задание? «М» погиб, а ведь только «М», футболист в непарных бутсах, имел непосредственную связь с руководством городского подполья. У библиотекарши и этой женщины с платком, которой я еще не видел, не было этой связи, — так сказал мне Кобец. Чем же эта женщина сможет помочь мне?

Пожалуй, выполнять операцию придется одному. Одиннадцать рабочих карточек, чистых бланков, но с подписями и печатями, из сейфа биржи труда. Как их добыть?

Я прислонился к памятнику и закрыл глаза. Чирикали воробьи, стрекотала сорока, ревел поп, — в ушах у меня стоял звон; я измучился, я хотел спать. Прошлой ночью я почти не позабылся сном.