Избранное в двух томах. Том I

Через несколько минут пожар был потушен, хотя погасить его было сложнее, чем обычный пожар, — при разрыве снаряда разбились стоявшие в шкафах склянки с кислотами и другими химикатами, все это смешалось, огонь обрел необычную живучесть.

Когда мы — я и несколько старшеклассников, составлявших мою команду, — с гордым видом победителей огня вышли в коридор, я увидел там почти всех наших воспитанников — каждый из них прибежал спасать свою школу.

Иду мимо химического кабинета дальше. Отворяю крайнюю дверь, нащупываю возле нее выключатель. Под окном вполнакала вспыхивает лампочка. Серебристо мерцает в ее тусклом, желтоватом свете иней на окнах. И не только на окнах, но и на полу: однажды ночью прямо в нашу школу угодила бомба. Она пробила крышу, пронизала все полы и потолки, ушла глубоко под землю, но не взорвалась, ее позже вытащила и обезвредила специальная команда. Бомба не нанесла особого вреда — только тряхнула здание. И мы не сразу, лишь утром, обратили внимание на то, что из-под двери школьной библиотеки в коридор натекла и за ночь застыла вода. Когда открыли дверь в библиотеку, то увидели: вода из лопнувшей трубы залила весь пол. А на полу стояли и сейчас стоят ящики с еще нераспакованными после переезда книгами.

Многие из книг, лежавших в ящиках внизу, намокли и заледенели. Стоило открыть книгу и тронуть страницу — она ломалась с тихим стеклянным хрустом.

Как менее занятому уроками преподавателю, руководить этой культурно-аварийной работой было поручено мне вместе с ребятами моей батареи. За один день мы вынули из ящиков все подмоченные книги, поставили на ребро на подоконниках, по книжным полкам, на ящиках. Потом, осторожно перенося их, сушили в спальнях и в столовой. Работа эта была нелегкой — приходилось, чтоб не поломать хрупкие, остекленевшие страницы, действовать без рукавиц, голыми руками, осторожно отдирать примерзшие книги от дна ящиков, одну от другой — и все это в помещении, где не теплее, чем на улице, а на полу — лед…

Я не неволил ребят, когда они начинали жаловаться, что замерзли, и отпускал их. Целые часы я проводил в стылом помещении библиотеки, сортируя книги, заглядывая в них. Рыться в книгах — для меня всегда удовольствие. Я прекрасно понимаю, почему Маркс считал это занятие своим любимым. Быть среди изобилия духовных богатств, иметь возможность в любую минуту прикоснуться к любому из них — разве это не наслаждение?

Но в ту минуту, когда я щелкнул выключателем и вошел в промерзшую комнату библиотеки, я думал не об этом, не о наслаждении, а о том, что надо, несмотря ни на что, довести дело до конца — просушить все книги, и наиболее ценные в первую очередь. Ведь наступит же время, когда они понадобятся.

…Сажусь на корточки возле ящика, рядом с которым, на его снятой крышке, лежат несколькими стопами вынутые из него книги. Перебираю. Темно-синий томик Байрона с серебряным корабликом на переплете, увесистый, чуть не в ладонь толщиной, однотомник Пушкина, маленькая голубая книжечка стихов Есенина… Все это надо взять, высушить, сберечь. Отнесу в столовую, попрошу поваров, чтобы позволили посушить на кухне.

Три одинаковых книжки в темных коленкоровых переплетах. Что это? Раскрываю, вижу на титуле: Гейне. Хочу раскрыть и спохватываюсь: как бы не поломать страницы, по всему обрезу поблескивает ледок… Оголтелые! У себя они жгли Гейне. Не оставили они его в покое и у нас — не уничтожили огнем, так хотят доконать водой и холодом. Ну нет, не выйдет по-ихнему. Ради этого я померзну в библиотеке.

Кладу все тома Гейне туда же, куда положил Байрона, Пушкина, Есенина.

В стопке книг, лежащей на дощатой крышке, только стихи, стихи… Наверное, в этом ящике — все с одной полки, поэзия. Отбираю еще несколько книг. Остальные подождут. Не обижайтесь на меня, поэты. Пачка получается довольно увесистая. Попросить кого-нибудь из ребят помочь снести? Да какие у них силенки? Ладно, сам управлюсь.

Забираю отобранное, иду в столовую. Там еще только начинается подготовка к ужину. Через окно раздаточной вижу, как повариха заливает воду в котел, ее помощница разжигает плиту. На обитых жестью кухонных столах, предназначенных для разделки, пусто: меню у нас изо дня в день такое, что продукты почти не требуют предварительной подготовки: прозрачный крупяной или макаронный супчик, кашка-размазня, тощие котлетки из так называемого мясного фарша из ломовых лошадей, на который идет все, вплоть до внутренностей, жмыха и отрубей. Сегодня на ужин будет что-либо подобное, а может быть, даже и того хуже, какая-нибудь вегетарианская солянка из хряпы. Хряпа — это темные, наружные листья капусты, те, что обычно оставляются после уборки на поле. Хорошо бы сегодня на ужин не суп, а что-либо более существенное. Тогда я смогу отнести Рине половину. Только бы утерпеть, не съесть за ужином все…