Слесарь был испуган. Из его бессвязного и торопливого рассказа Рюриков понял, что в квартире слесаря на первом этаже обвалился потолок – штукатурка рухнула, и сверху течет. Нужен ремонт, а хозяйственная часть ремонт делать не хочет, а у самого слесаря не хватит денег на такой ремонт. Да и несправедливо. Платить должен тот, по чьей вине рухнула штукатурка, хоть он и член партии. Ведь протекло…
– Подожди-ка, – сказал Рюриков. – Почему же протекло? Вверху-то ведь люди живут.
Рюриков с трудом понял, что в верхней квартире живет поросенок, копится навоз, моча, и вот штукатурка первого этажа отвалилась, поросенок мочится на головы нижних жильцов.
Рюриков рассвирепел.
– Анна Петровна, – кричал он секретарше, – вызовите мне секретаря парторганизации сюда и того негодяя, чей поросенок.
Анна Петровна взмахнула руками и исчезла.
Минут через десять в кабинет вошел Мостовой, секретарь парторганизации, и сел у стола. Все трое – Рюриков, Мостовой и слесарь – молчали. Так прошло минут десять.
– Анна Петровна!
Анна Петровна пролезла в дверь.
– Где же хозяин поросенка?
Анна Петровна исчезла.
– Хозяин поросенка – вот он, товарищ Мостовой, – сказал слесарь.
– Ах, вот что, – и Рюриков встал. – Идите пока домой, – и выпроводил слесаря.
– Да как вы смели? – закричал он на Мостового. – Как вы смели держать у себя в квартире?..
– Ты не ори, – сказал Мостовой спокойно. – Где же его держать? На улице? Вот сам заведешь птицу или кабанчика – увидишь – каково. Я много раз просил – дайте мне квартиру на первом этаже. Не дают. Во всех домах так. Только это такой слесарь разговорчивый. Прежний начальник умел им глотку-то закрывать. А ты вот слушаешь всякого зря.
– Весь ремонт будет за твой счет, товарищ Мостовой.
– Нет уж, не будет этого…
Но Рюриков уже звонил, вызывал бухгалтера, диктовал приказ.
Прием был скомкан, смят. Подполковнику не удалось познакомиться ни с одним своим заместителем, ставя бесконечное число раз подпись на бесконечных бумагах, которые перед ним развертывали ловкие, привычные руки. Каждый из докладчиков вооружался огромным пресс-папье, стоявшим на столе начальника, – кустарной резки кремлевской башней с красными пластмассовыми звездами – и бережно сушил подпись подполковника.
Так продолжалось до обеда, а после обеда начальник пошел по больнице. Доктор Громов, краснорожий, белозубый, уже ждал начальника.
– Хочу посмотреть вашу работу, – сказал начальник. – Покажите, кого сегодня выписываете?
В чересчур просторный кабинет Громова вереницей двигались больные. Впервые Рюриков видел тех, кого он должен был лечить. Вереница скелетов двигалась перед ним.
– А вши у вас есть?
Больной пожал плечами и испуганно посмотрел на доктора Громова.
– Позвольте, это ведь хирургические… Чего бы им быть такими?
– Это уж не наше дело, – весело сказал доктор Громов.
– А выписывать?
– А до каких же пор их держать? А койко-день?
– А этого как можно выписать? – Рюриков показал на больного с темными гнойными ранами.
– Этот – за кражу хлеба у своих соседей.
Приехал полковник Акимов – начальник той самой неопределенной воинской части – полка, дивизии, корпуса, армии, которая была размещена на огромном пространстве Севера. Эта воинская часть когда-то строила больничное здание – для себя. Акимов был моложав для своих пятидесяти лет, подтянут, весел. Повеселел и Рюриков. Акимов привез больную жену – никто помочь не может, такая штука, а у вас ведь врачи.
– Я сейчас же распоряжусь, – сказал Рюриков, позвонил, и Анна Петровна появилась в двери с выражением полной готовности к исполнению дальнейших приказаний.
– Не торопитесь, – сказал Акимов. – Я здесь лечусь не первый год. Кому вы хотите показать жену?
– Да хотя бы Стебелёву. – Стебелёв был заведующим терапевтическим отделением.
– Нет, – сказал Акимов. – Такой Стебелёв есть у меня и дома. Мне надо, чтобы вы показали доктору Глушакову.
– Хорошо, – сказал Рюриков. – Но ведь доктор Глушаков – заключенный. Не думаете ли вы…
– Нет, я не думаю, – твердо сказал Акимов, и в глазах его не было улыбки. Он помолчал. – Дело в том, – сказал он, – что моей жене нужен врач, а не… – полковник не договорил.
Анна Петровна побежала заказывать пропуск и вызов на Глушакова, а полковник Акимов представил Рюрикову свою жену.
Вскоре из лагеря привезли Глушакова, седого морщинистого старика.
– Здравствуйте, профессор, – сказал Акимов, вставая и здороваясь с Глушаковым за руку, – вот, с просьбой к вам.
Глушаков предложил посмотреть его жену в санчасти лагеря («там у меня все под рукой, а здесь я ничего не знаю»), и Рюриков позвонил своему заместителю по лагерю, чтоб выписали пропуск для полковника и его жены.
– Послушайте, Анна Петровна, – сказал Рюриков секретарше, когда гости ушли. – Правда ли, что Глушаков такой специалист?
– Да уж понадежнее наших, – хихикнула Анна Петровна.
Подполковник Рюриков вздохнул.