Избранное в двух томах. Том II

— В третью пойдем, — говорит Бабкин. — Оттуда к немцам ближе всего. — и добавляет с усмешкой: — Вот покричите, покричите — и фрицы сразу к нам валом повалят?

На подковырку Бабкина Миллер отвечает самым серьезным образом:

— Наша агитработа — это мина замедленного действия. Отмечены многочисленные случаи, когда в результате немецкие солдаты добровольно сдавались в плен и даже перебегали. А один из перебежчиков предупредил о немецком наступлении. Так что напрасно иронизируете, товарищ старший лейтенант!

— Да я что, разве не понимаю, товарищ капитан? — спешит поправиться Бабкин. — Да я со всей моей охотой…

Действительно, Бабкин действует со всей охотой. Когда мы приходим, он вместе с командиром роты, которому тут же на ходу разъясняет всю важность нашей передачи, ведет нас, как уверяет, на самое удобное место. Место действительно удобное: самый настоящий блиндаж с накатом из бревен, только одно в нем неудобство: выход в сторону противника. Но ничего не поделаешь, блиндаж немцы строили для себя, у них была на местности противоположная ориентация.

— Отсюда до немцев, — объясняет Бабкин, — по «ничейке» метров пятьсот шестьсот, не больше. Так что услышат.

— А не вмажут они по блиндажу фугасным, как вы вещать начнете? — высказывает опасение командир роты.

— Не беспокойтесь! — успокаивает Миллер. — Репродуктор мы поставим далеко от блиндажа. А вот для охраны репродуктора, на случай, если немцы вздумают его повредить или утащить, прошу выделить пару автоматчиков. Половчее которых.

— А если немцы начнут бить по репродуктору?

— Все предусмотрено. Я автоматчиков проинструктирую. Лишней опасности их подвергать не будем.

Заносим все оборудование в блиндаж, вход в него завешиваем плащ-палаткой, чтобы со стороны противника не был заметен свет: мы светим фонариками. Потом зажигаем плошку. В блиндаже — сплошные нары, устланные сухой травой. Миллер устанавливает на них микрофон и все остальное оборудование. Приходят два автоматчика, выделенные командиром роты, — два молодых парня. Миллер начинает инструктировать их:

— Сейчас мы с вами пойдем, скрытно от противника, поближе к нему, на ничейную полосу…

— Ползком лучше, — вставляет Бабкин, — тут недалеко, ежели в рост, на фоне неба могут заметить…

— Ну что же, ползком так ползком. — Миллер обращается ко мне: — Попрошу вас: сходите с этими товарищами до места, где будет стоять громкоговоритель, проследите, чтобы все было подготовлено как надо. Длина кабеля — двести метров, надо использовать его на всю длину.

Значит, до немцев не дойдем только на четыреста метров, — прикидываю я. А если у них ближе боевое охранение, дозор какой-нибудь? Спросить Бабкина или командира роты? Но неудобно, еще подумают, что трушу… И я молчу.

Миллер продолжает:

— Громкоговоритель установите, обратив его в сторону противника. Лучше в ямке или неглубокой воронке, чтобы в случае обстрела не пострадал. Да и вы, товарищи, — обращается он к автоматчикам, — окопайтесь или тоже воронку какую-нибудь используйте, от громкоговорителя метрах в десяти, ну, словом, так, чтобы вы его хорошо видели. Заляжете и будете охранять. А то мало ли что! Бывали случаи — передача идет, а немцы к репродуктору ползут, чтобы утащить. Так что смотрите в оба. Когда я закончу передачу, вы услышите в громкоговорителе, по-немецки, «гутен нахт». «Гутен нахт» — запомнили? Вот сразу после «гутен нахт» — забирайте громкоговоритель и идите обратно, по пути сматывайте кабель. Если немцы начнут обстрел — переждете. Ваша главная задача — репродуктор сберечь!

Выбравшись из окопа, я и два автоматчика отправляемся в путь. Один идет впереди налегке, с автоматом на изготовку. Следом второй тащит ящик с громкоговорителем. А за ним следую я с мотком кабеля и разматываю его за собой.

Я уже не раз выходил на ничейную полосу ночью с рупором. Но все равно каждый раз делается страшновато — когда знаю, что между мною и противником нет никого из своих и, когда всегда есть вероятность, что противник может оказаться значительно ближе, чем предполагается. Страшновато и сейчас…

Сначала мы идем согнувшись, но когда впереди идущий автоматчик ложится на землю и начинает двигаться ползком, на такой способ передвижения переходим и мы. Жесткая, сухая трава колет руки, цепляется за гимнастерку, локти и колени то и дело наталкиваются на какие-то твердые не то комья, не то корни. Временами передний автоматчик останавливается, ложится, слушает. В одну из таких остановок, когда кабеля в моей руке остается уже мало, я, не выпуская его, проползаю вперед, передаю оставшийся конец кабеля автоматчику, шепчу:

— Кабель кончится — стоп! Будем подсоединять.

Проползаем еще немного. Передний автоматчик замирает неподвижно. Кончился кабель! Ползу вперед. Подсоединяем конец кабеля к громкоговорителю, на ощупь находя нужную клемму, — Миллер показал, как это делать. Находим в траве небольшую впадину, умещаем репродуктор туда. Порядок!

Вот только не услышали бы нас немцы сейчас, до начала передачи! Нервы напряжены: а что, если услышат и на шорох дадут пулеметную очередь или сыпанут минами?