Избранное в двух томах. Том второй

Вот он входит, Шарипа, радостно вскрикнув, бросается к нему по темному коридору, кидается на шею. Это мгновение... Они долго стоят, прижавшись друг к другу.

Все так и было. Из глаз Шарипы исчез насмешливый огонек, который прежде так смущал Касбулата. Теперь они полны были стыдливой робкой любви, они смотрели на Касбулата с мольбой и восхищением. Беспомощность и покорность этой сильной своевольной девушки умиляли его. Что там говорить, он очень был горд собой.

Часы любви бежали, как минуты. Что поделаешь, приходилось возвращаться домой. Касбулат косился на часы, а Шарипа всегда говорила первая:

— Иди, милый. Тебе нужно идти домой. Еще разговоры пойдут.

Соглашаясь, он кивал с тяжелым вздохом, но она вновь начинала исступленно обнимать и целовать его. Проходило еще полчаса. Гордый, приятно опустошенный, Касбулат торопливо шагал домой и думал: «Надо все-таки пореже встречаться, следующий раз пойду к ней через неделю».

Но проходил всего лишь день, и он опять спешил к знакомому крыльцу. Дома он нервничал, не мог ни спать, ни есть, ерзал, вздыхал, оглядывался, как потерянный, а в командировках просто бесился.

В начале их романа ему и в голову не приходило подумать о будущем. Потрясенный нахлынувшей на него страстью, он, что называется, просто упивался своим счастьем. Правда, иногда, а именно по дороге от Шарипы домой, в голову приходили мысли иного рода: «Ничего, ничего, всегда ведь можно смотаться...»

Шарипа не ставила ему никаких условий. Он прекрасно видел, что она и не думает ни о чем таком, просто живет от одной встречи до другой, беззаветно отдавшись чувству. Совсем она не думает заарканить его. Это успокаивало. Беспокоило только одно: как бы в маленьком райцентре, где все на виду, не поползли слухи о его похождениях.

Довольно долгое время все было спокойно, и Сабира, казалось, ни о чем не подозревала или просто делала вид, что не подозревает, чтобы не нарушать мира в семье. «Ничего, ничего, — успокаивал он себя. — Все утрясется. Перемелется».

Однажды он понял, что зашел уже слишком далеко. Если так пойдет и дальше, он не сможет больше прожить без Шарипы и часа. Надо остановиться. Мало ли что было? И с кем не бывает?

«Мало ли что было... С кем не бывает... Не я у нее первый, не я и последний... На мне свет клином не сошелся... После войны мужиков всюду не хватает. Просто я ей первым попался».

Этими лукавыми мыслишками он как бы подготавливал себе отступление на заранее намеченные позиции, прекрасно в то же время понимая, что никого Шарипа так самозабвенно не любила и не полюбит никогда.

Он знал, что такая любовь выпадает только один раз в жизни. Если и выйдет Шарипа потом замуж, но такой страсти ей больше не испытать. И ему тоже. И вообще он не представлял себе дальнейшего своего существования без этой девушки.

А ведь при первом знакомстве она показалась ему самой обыкновенной миловидной девушкой, отнюдь не красавицей. Теперь с глаз его словно упали шоры. Он понял, что красота заключает в себе нечто подспудное, тайное, что не всегда доступно поверхностному взгляду. Если бы Шарипа стала красивей, тогда изменились бы черты ее лица, и тогда она потеряла бы то неуловимое, за что Касбулат ее так безрассудно любил.

Тонкое смуглое лицо Шарипы не было броским, но оно было словно трава под ветром, в нем отражалось каждое движение души. Во всей ее вытянутой стройной фигуре, в длинных пальцах, во всей этой ее продолговатости была какая-то необъяснимая для него прелесть. При каждой новой встрече он с искренним изумлением находил что-то новое в лице, жестах, движениях Шарипы. Почему же он сразу не смог разгадать ее?

Удивительно то, что в отсутствие Шарипы он никак не мог целиком представить ее образ. Четко вспоминались лишь какой-то жест, взгляд, движение бровей. Он напрягался, пытался дополнить эти мгновенные, как вспышки, воспоминания, но образ Шарипы был неуловим. Оставалось только ощущение нежности, доброты, счастья.

Жизнь Касбулата теперь текла словно по двум руслам, проходила в двух измерениях. Было то, что можно было назвать его основной жизнью: работа, дом, компания преферансистов. Эта реальная, понятная жизнь казалась ему теперь иллюзией, призрачной, бессмысленной, она утекала сквозь пальцы, как песок, и остановить ее было нельзя. Зато была у него теперь и вторая жизнь — неуловимая, безбрежная, невыразимая словами, туманная и сияющая, и эта жизнь задерживалась в быстротекущем времени, она не пропадала.

Увы, то, что он называл мнимо реальным миром, скоро заявило на него свои права. Грубая внешняя реальность без стука ввалилась во вторую жизнь Касбулата.

Поползли сплетни. На лицах сотрудников он стал замечать игриво-завистливые улыбки, за спиной все чаще слышался шепот и сдавленное хихиканье. Наконец разговоры дошли и до Сабиры. Он сразу это заметил. Сначала она только хмурилась и молчала. Касбулат был доволен уже и этим, но чувствовал, что так дело не кончится.