Лифт остановился. Мой этаж. Я промямлил что-то и вышел.
— Загорел я здорово, вы верно заметили! — крикнул он мне вдогонку.
Как-то мы опять одновременно подходим к лифту. Вижу, он чего-то тащит, большое, тяжелое, для дома полезное. Я открыл дверцу, пропускаю его вперед, он входит в лифт, я закрываю дверцу, а сам остаюсь снаружи. Он удивленно посмотрел на меня, очки блеснули за дверцей. В конце концов он пожал плечами, нажал кнопку и поехал вверх. Вежливость обязывает пропустить человека с ношей вперед.
На другой день я его не встретил. Забыл про него.
И представьте себе, через год встречаю его возле лифта. Он опять чего-то домой тащит. Забавная встреча! Возле лифта стоим и хохочем. Он говорит:
— Слушай, дружище, не помог бы ты мне кондиционер домой принести?
— Как то есть?
— Очень просто. Погрузим кондиционер на мою машину и привезем домой.
— Пожалуйста!
Сели в его машину. Я все хочу спросить, что за штука — кондиционер, на что похож, велик ли, но потом решил не спрашивать, сам ведь увижу. Он молчит, и я молчу.
Приехали в порт. Вылезли из машины. Он предъявляет бумаги, по которым надо получать, а ему говорят:
— Пока нет.
— Как так — нету?!
— Ваш кондиционер еще в море.
— Значит, он еще в море? Очень жаль!
Обратно ехали молча.
Молча поднимались в лифте. Он на меня как-то косо посмотрел и не дал мне выйти на своем этаже. Ведет к себе. Радостно вводит меня в свою квартиру. Усаживает за стол. Вытаскивает графин водки. Я смотрю по сторонам: чего там только не натащено, всего не перечесть. Вижу… кондиционер! Он! Сразу узнал его, хотя раньше не видывал. Большущий ящик размером с телевизор. Он видит, я на кондиционер уставился, и говорит:
— А это кондиционер. За таким мы с вами и ездили. Я с ним как в раю!
Я выпил рюмку, пожал руку и вышел.
Однажды вхожу в лифт один, нажимаю кнопку. Не едет. Ах, не на ту кнопку нажал, перепутал. Ага, поехал. Вдруг остановился между этажами. Ни туда ни сюда. Свет погас, на дворе темно, ничего не видно.
Слышу, кто-то идет по лестнице, тяжело дышит, чего-то тащит. В темноте различаю: это он. Хочу крикнуть, чтобы вылезти мне помог. Да как крикнуть-то, не знаю, как зовут. Что было делать? Я собрался с силами и хотел крикнуть: «Рубероид и кондиционер!» Но все же сдержался, неловко, неудобно.
Он ушел. Я в лифте остался. Потом свет внезапно включили, лифт пошел, я добрался домой.
Вошел в свою квартиру. В сущности, у меня такая же квартира, как у него, разве чуть поменьше. В сущности, все квартиры одинаковы — никаких различий в квартирах, по существу. Да и люди, в сущности, одинаковы, если иметь в виду черты явного сходства. Я имею в виду руки, ноги, нос, два глаза, два уха. В остальном — различие. У каждого свое. Я, например, лет на двадцать его старше, совсем другого поколения. В квартире у меня пустовато по сравнению с ним. У него полно разного добра натащено. Но это именно потому, что я человек другого поколения. В наше время считалось: человеку нужно только самое необходимое. Вот оно так и есть: стол, две кровати — женина и моя — и два стула. Лишнего нет и не надо. У него, видно, считается все наоборот. Это бывает. Но не в том дело.
Подхожу я как-то к лифту. И наша с ним соседка по лестнице тоже подходит. И мне она говорит:
— А вы знаете, того инженера больше нету.
— Какого инженера?
— С которым вы часто на этом месте встречались, на лифте ездили.
Надо же; думал, мы с ним одни ездим, а оказывается, все видят. Короче, я понял, что речь о нем.
— Как — нету? Где же он? — спрашиваю.
— Погиб, — говорит. — На днях в автомобильной катастрофе. Вез что-то на своей машине на свою дачу. Было скользко. Машину занесло. Он врезался в грузовик с подъемным краном. Говорят, краном крышу машины снесло вместе с головой.
Я имени-то его не узнал.
Не такой уж я тупой, чтобы не спросить имя у человека, с которым годами разговаривал при встрече. Все то же знаю, что и другие, теперь не проблема. Как и другие, знаю, что жизнь человека, его положение, самочувствие зависят от движения планет в космическом пространстве, от земного притяжения, от движения воздушных масс в атмосфере. Я много раз пытался с ним познакомиться, протягивал ему навстречу руку, но представиться друг другу как зовут — все было неловко да неудобно. Все, что-то сдерживало. Вдруг спросит: «А зачем вам это?!»
Что я тогда скажу?
Вот теперь его уже нет. Я так и не знаю его имени. «Рубероид и кондиционер» в моей памяти так и осталось.
ОБАЯНИЕ
Он был молодой красавец, любимец женщин, инженер.
А она — веселая, влюбчивая, легкомысленная машинистка. Казалось, любовь между ними так же естественна и несомненна, как естественны в ее рабочей комнате стол, стул и машинка, за которой она сидит.
Но как неестественно вдруг прозвучали в этой комнате ее слова, к нему обращенные:
— Уйди, уйди и закрой за собой дверь!
— Но почему?.. — Видно было, что и другие вопросительные слова вертятся у него на языке.
— Не знаю почему, не знаю… умоляю, умоляю, уйди и закрой за собой дверь… — Кажется, она готова вечно твердить «умоляю», лишь бы он ушел и закрыл за собой дверь.