Избранные

А она только бантом махнула.

Тогда я разозлился и крикнул:

— Эй, ты! Нечего здесь проходить! Слышишь! Нечего! Расстроенный, я ушел с балкона. Я вижу, и папа расстроенный. Он сидит, подперев рукой щеку. Такой весь печальный.

— Мама на кухне, — говорит он.

— Зачем мне мама?

— Тогда как хочешь, — говорит он.

Вот и мама. Она говорит:

— Брось ты это… Володя…

— Что бросить-то? — говорит папа.

— Эту твою… симфонию…

— Я же чувствую… тут вот не то… тут не то… а тут — то!

— Ну и брось, раз все не то…

— Не все не то…

— Все равно.

— Как это так — все равно?!

— Я-то тут при чем? — говорит ему мама.

— Ты ни при чем, верно…

— И Петя ни при чем, и Боба.

— И Петя и Боба… — говорит папа.

Он смотрит на нас, а мы на него.

— Дайте мне отдохнуть, — просит папа.

Но ему не дают отдохнуть. К нам звонок. Это Олимпиада Васильевна. Со своим сыном Мишей. Папа будет с ним заниматься.

8. ОЛИМПИАДА ВАСИЛЬЕВНА И ДЯДЯ ГОША

Миша кривляется, строит рожи, показывает всем язык. А папа сидит с ним рядом, считает в такт: раз — и, два — и, три — и… Занимается папа бесплатно. Потому что знакомый.

— Вы золотой человек, — говорит Олимпиада Васильевна.

— Баловник он у вас, — отвечает ей папа.

Она кричит сыну в ухо:

— Где совесть? Где совесть? Где совесть у человека?!

Он перестает строить рожи. Но ненадолго.

— Бессовестный! — кричит Олимпиада Васильевна.

— Они все такие, — говорит папа.

— Все бессовестные, — говорит Олимпиада Васильевна.

Почему, думал я, его учат музыке? Почему меня учат музыке? Почему всех кругом учат музыке? Если никто не хочет? Я не мог понять!

— Вот тут вам подарок, — говорит Олимпиада Васильевна.

— Бросьте вы, — говорит папа.

— Нет, пожалуйста, я вас прошу.

— Я вас тоже прошу, — отвечает папа.

— Нет уж, вы позвольте…

Папа смеется.

Мама моя говорит:

— Он странный. Вы не обращайте внимания.

— Я-то вижу… — вздыхает Олимпиада Васильевна. Она почему-то все время вздыхала.

За ней приходил ее муж — дядя Гоша.

Миша тотчас же вскакивал и во всю глотку вопил: «Конец!» Он хотел скорее домой.

Дядя Гоша ходил по комнате.

— Где сейчас моряки? — орал он. — Нет сейчас моряков! Это точно. Это ведь факт!

— Что факт? — спрашивал папа.

— Слушайте дальше. Не перебивайте. Вы знаете голубку «Куин Мери»?

— Не знаю, — говорит папа.

— Так вот я плавал на этой голубке, на этой старой посудине. Под парусами, нет, на всех парах! Мы неслись, я вам скажу, как черти! Сто восемьдесят миль в час! Как вам это кажется? Как поется: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, го-го-го!» — так, кажется? Чудесная песня! Мда… так вот было зрелище!

— Как интересно! — говорит мама.

— Я был в Африке, крокодилы так, можно сказать, и лезут, но наш брат, ему карты в руки… ребята с нашей калоши…

— Чего? — спрашивал я.

— Ты помолчи, — говорил он мне. — Так вот, значит, о чем это я? Да! Наш корабль возил опоссумов. Для разных там зоопарков. Вы видели опоссумов? Они вылезали из ящиков, гуляли по палубе, как матросы. Мы кормили их. Вместе с ними резвились… Милейшие звери!

— Как они выглядят?

— Очень мило, чертовски мило, носик кнопкой, хвостишко, — чудесные! А когда я был в Марселе…

— Вы были и там? — удивилась мама.

— Я был везде! — отвечал дядя Гоша.

— Интересный вы человек! — говорила мама.

Он продолжал задумчиво:

— Я был в Лондоне и Амстердаме… Забыл, кстати, про опоссумов! Они, черти, жрут шоколад, ха-ха-ха!

Смеялся он долго. Потом вдруг прекращал внезапно. И начинал говорить очень быстро:

— Каир, Стамбул, языки мне даются легко, всем обязан морю, поездки, лианы, магнолии, кактусы… сербский, немецкий, французский…

— Хватит, — просил папа, — дальше не надо.

— Нет, почему же, я не устал.

— Я понял все, — говорил папа.

— Ну, хорошо, — соглашался он. — Дети ваши всегда пусть заходят. Прошу! Им нужны сласти. Конфеты и прочее.

— Спасибо, — говорил папа.

— Счет — как в банке!

— Спасибо, — говорил папа.

Олимпиада Васильевна не слушала. Она ушла на балкон. Она не слушала дядю Гошу. Ей было неинтересно…

Я смотрю, а папа такой усталый! У него глаза закрываются. Он хочет спать.

Дядя Гоша все ходит по комнате. Он бьет по шкафу ладонью:

— Как вы так живете?

П а п а. Как?

Д я д я Г о ш а. Но у вас, например, нет шкафа.

П а п а. Как нет, а это что?

Д я д я Г о ш а. Вот этот старый ящик?

П а п а. А что?

Д я д я Г о ш а. Нет, я вас не пойму, как так можно жить!

П а п а. Как?

Д я д я Г о ш а. Вот так.

М а м а. Да, да, да… Я ему говорила…

Д я д я Г о ш а. Правда, тут роль играет хозяйка.

М а м а. Я виновата?

Д я д я Г о ш а. Я уж не знаю…

М а м а. С моим больным сердцем…

П а п а. Я вас прошу, прекратите!

Д я д я Г о ш а. Ведь вам карты в руки… Новейший шкаф… я в одном доме видел… Я вам добра желаю. Я от души, так сказать. Мне-то ведь все равно. Но на вашем бы месте…

П а п а. Что на нашем месте?

Д я д я Г о ш а. Я купил бы отличный шкаф.

П а п а. Еще что?

Д я д я Г о ш а. Купил бы отличную люстру. Ведь вам карты в руки!

П а п а. Скажи, пожалуйста, почему мне карты в руки? Я совершенно не понял.