Он оторвал взгляд от тарелок с закусками и с удивлением увидел, что члены общества слушают Кирилла Ильича очень внимательно, чуть ли не с благоговением. Некоторые время от времени поглядывали на самого Ворохова, словно желая удостовериться, что этот необыкновенный человек собирается запросто разделить с ними трапезу.
Наконец председатель, вспомнив, видимо, что соловья баснями не кормят, несколько скомкал финал своего затянувшегося спича и произнес долгожданное:
— Итак, выпьем за нашего уважаемого Андрея Витальевича!
«Мечтатели» потянулись через стол чокаться с Вороховым. По комнате поплыл мелодичный звон бокалов.
Вино оказалось превосходным. Теперь, следуя заветам Винни-Пуха, следовало немного подкрепиться, тем более что виновник торжества, хотя и не рассчитывал на такой богатый стол, предусмотрительно явился в гости с пустым желудком.
Для начала Ворохов отведал любопытную штучку, на которую давно положил глаз. Это был тонкий, почти прозрачный ломтик красной рыбы, свернутый в трубочку и наполненный салатом из свежих огурцов, картошки и яиц в майонезе. Чтобы эта аппетитная конструкция не рассыпалась, ее перехватывал стебелек какой-то пряной травки. Первый опыт на себе прошел удачно, и окрыленный Андрей продолжил эксперименты. Один за другим его жертвами пали заколотый деревянной шпилькой круглый многослойный бутерброд, небольшая пицца со шпротами и два миниатюрных конических сооружения из зелени, обмазанной паштетом, причем основаниями служили кружки лимонов.
Между тем настало время второго тоста. На этот раз слово взял Стадник. Он тоже превозносил достоинства Ворохова, но в отличие от своего предшественника все похвалы излил только на «Звездные острова».
«Видно, больше ничего не читал, — подумал Андрей. — Вот так „давно и с большим интересом следим за вашим творчеством“! Впрочем, я, кажется, зазнался, впервые за столько лет повстречал людей, проявивших ко мне мало-мальский интерес, и вот уже раздулся от чувства собственной значимости, как мыльный пузырь!»
Действительно, с ним происходили быстрые метаморфозы. Слушая Стадника, он уже не испытывал неловкость, когда тот посыпал его «Острова» сахарной пудрой, не ерзал на стуле, не прятал взгляд среди блюд с угощениями.
После того как все осушили бокалы, жена Кирилла Ильича, худенькая женщина лет сорока с гладко зачесанными волосами, расставила перед гостями горшочки с мясом. Атмосфера в зале стала непринужденной, «мечтатели» начали разговаривать друг с другом, о чем-то спорить. Наконец вино развязало язык и Ворохову.
— Скажите, пожалуйста, — обратился он к соседу справа, — что вы думаете о последних романах Родионова? По-моему, он сдал. «Вызвездился» поначалу, вызвал шумиху, потом решил, что заслуг перед литературой у него и так хватает, дальше себя подхлестывать незачем. И лег в дрейф. Я не прав?
Соседа, молчаливого брюнета с обширными залысинами, его вопрос, казалось, застал врасплох.
— Родионов? — переспросил он, словно пытаясь вспомнить, кто это такой. — Да, очень может быть… Пожалуй, вы правы…
Тут бы Ворохову и отступиться, но его уже понесло.
— Его «Третий — лишний», по-моему, — полное дерьмо. Банальнейшая история, никого не возбуждающая, не эпатирующая. Гладенько, чистенько… и мертво. А ведь это был король эпатажа! Даже те, кого от его творений с души воротило, признавали: «Умеет, стервец этакий, характеры лепить! Плюешься, а самому интересно: что там дальше герой отчебучит?» Теперь он уже не стервец. Теперь он мэтр! Черт, какое нелепое слово… Вы согласны?
— Да-да, Андрей Витальевич, как же, — поспешно ответил брюнет, хотя на его лице было ясно написано.
— Пардон, — пробормотал Ворохов, паконец-то врубившись, что беседы не получится. «Странно все это, — подумал он. — Любитель литературы не может ничего сказать о творчестве одного из самых известных современных прозаиков… Ну что ж, бывает. Некоторые, например, благоговеют перед латиноамериканцами, а наших и писателями-то не считают. Ладно, свет клином на нем не сошелся…»
Андрей повернулся к соседке справа, крупнотелой крашеной блондинке.
— Извините, — сказал он, — я до сих пор так ничего и не знаю о вашем обществе. Литература — это такая необъятная страна… Не думаю, что на своих заседаниях вы обсуждаете поэмы Гомера или, скажем, романы Дефо. Да и ваш председатель дал понять, что вы следите в первую очередь за творчеством современных авторов. Ведь так?
Женщина (теперь Ворохов вспомнил, что ее фамилия — Пичугина) широко улыбнулась и кивнула.
— Так вот. Сам я… ну, не знаю… наверное, все же фантаст. По крайней мере начинал как фантаст. В общем, с особым интересом посматриваю на тех, кто сидит именно на этой литературной ветке. А вы?
Пичугина снова улыбнулась, но так и не проронила ни слова — видно, демонстрируя свои зубки, напряженно думала, что же ответить. Наконец, когда Ворохову уже казалось, что эта мадам так и будет весь вечер сидеть с приклеенной улыбкой, она сказала: