Избранные

— Мне пора! Целая куча дел накопилась, не знаю, успею ли. Андрей, оставайся. Думаю, скоро встретимся. До свидания, Кирилл Ильич!

После ее ухода они какое-то время молча пили кофе. Из колонок тихо струилась меланхолическая завораживающая мелодия. Первая симфония Чайковского… Ворохову представилось, что он неспешно едет в санях по бескрайнему снежному полю, любуется сахаристой белизной, и не надо ломать голову над проклятыми вопросами, терзаться сомнениями, кто ты: еще человек или уже люден… метагом… нелюдь? Как хорошо было бы забыть обо всем, корпеть над романом, теша себя иллюзиями, что его когда-нибудь напечатают, не думать об обещании Неведомского! Бойся данайцев, дары приносящих… Забыть обо всем? И… о Марго?! Черт, как это сложно, как запутанно! Нет, прятать рожки в раковину не годится. Эту встречу организовали неспроста — решили, что тебе пора узнать все, абсолютно все. Марго специально ушла, чтобы мы не отвлекались. Так в чем же дело?

— Кирилл Ильич! — сказал он. — Я думал, мы здесь все-таки не для того, чтобы наслаждаться кофе под классическую музыку.

Неведомский аккуратно поставил чашку на стол.

— Очень верно подмечено, Андрей Витальевич! — Он внезапно отбросил свой прежний, наигранный, почти подобострастный тон. Казалось, даже голос его изменился. Перемена была настолько неожиданной, что Ворохов вздрогнул. — Итак, перед вами человек, который может ответить на любые ваши вопросы. Думаю, у вас их накопилось порядком. Спрашивайте!

— Затем и пришел, Кирилл Ильич. У меня действительно много вопросов. Скажите… Мы в самом деле людены, или я что-то недопонимаю?

Неведомский усмехнулся.

— Это все равно что спросить: «А я в самом деле Пьер Безухов?» Людены — всего лишь литературный образ, великолепная находка Стругацких. Не надо искать прямых аналогий с повестью. Действительно, кое-какие детали совпадают — братья проявили прозорливость. Но есть коренное различие. Видите ли, несмотря на всю их экзотичность, людены имели все же земную природу. Человеческая цивилизация сама снесла яйцо, сама высидела, а потом растерянно помахала ручкой птенцу, навсегда улетевшему из родительского гнезда. Интересная гипотеза? Безусловно. Но никак не обоснованная научно. Примитивный вид не может вот так запросто отпочковать другой, более сложный. Впрочем, Стругацкие и не собирались пускаться в объяснения. Мне ли повторять вам их слова об идеях-вешалках! Вертикальный прогресс — и все тут, с чем хотите, с тем и ешьте.

Ворохов насторожился.

— К чему вы клоните? Откуда же, по-вашему, взялись мы, «кси»?

— Как откуда? Я ведь неспроста упоминал про яйцо. Допустим, вы видите, что один птенец в гнезде разительно отличается от остальных. Какая мысль немедленно придет вам в голову? О том, что эволюция, в нарушение всех законов, совершила немыслимый кульбит? Да нет же, вы просто подумаете, что здесь не обошлось без кукушки!

Почему Ворохов сам до этого не додумался сразу же после того, как Неведомский подчеркнул земную природу люденов? Ведь ему, ловящему свою музу среди звезд, было куда проще прийти к такому выводу, чем простому обывателю! Кто-то верит в свое божественное происхождение, чем же хуже космическое? Все равно как если бы спирит, привычно толкующий послания из потустороннего мира, устрашился им же самим вызванного духа!

— Вот оно что… — сказал Андрей. — Знаете, Кирилл Ильич, а идея вертикального прогресса все же интереснее. Ваша гипотеза, извините, слишком банальна. Что бы где ни делалось — всюду ищем козни инопланетян! Многие с пеной у рта доказывают, что они и засеяли нашу планету семенами жизни. Им, наверное, доставляет большое удовольствие думать, что они не сами повылезали на грядке, как сорняки, а были высажены умелым садоводом по всем правилам агротехники. Задумались бы еще над тем, что садоводу когда-нибудь захочется снять урожай…

— Вот вы все это говорите, а между тем сами же в свои слова не верите! Знаете, что я прав, упрямства ради только и препираетесь. И при чем тут гипотеза? Это факт!

— Факт? Ну что же, любопытно будет послушать.