Павлик вдруг залился краской и вспотел.
— Я ничего не знал… мне в голову не могло прийти, что он застрелил Кулька.
— Погоди, не суетись, — Арсеньев глотнул сока, — ты ведь уже обнаружил, что на антресолях пистолета нет. Ты его спросил об этом?
— Нет. То есть понимаете, так получилось, я отошел на минуту, за гараж, по малой нужде, а когда вернулся, Вася был уже там, совершенно невменяемый. Он стал умолять, чтобы я дал ему денег, срочно, иначе он просто сдохнет сию минуту. Я видел, его правда сильно ломало. — Дал денег и ни о чем не спросил? — уточнил Арсеньев.
— У меня просто сил не было с ним разговаривать. Я решил, что он вмажется, вернется домой, отоспится, и потом уж мы поговорим.
— Ты сам очень устал, верно? — сочувственно заметил Арсеньев. — Ты только вернулся из рейса, толком не отоспался, у тебя в гараже стояла машина, ты должен был привести ее в порядок и утром отогнать клиенту.
— Ага, точно, — кивнул Павлик и жалобно шмыгнул носом.
— Когда появился Вася, ты уже закончил возиться с машиной?
— Да, осталось только салон пропылесосить.
— А багажник?
— Что багажник?
— Он был открыт, не помнишь?
— Да… вроде бы… — Павлик растерянно заморгал, — вот, точно, я как раз его вычистил и пошел за гараж, отлить.
— Не закрыл ни гараж, ни багажник?
— Нет, так приспичило, знаете, я бегом, ну что за три минуты может случиться…
— За три минуты случился твой брат Василий, — задумчиво протянул Арсеньев. — Сейчас постарайся вспомнить как можно подробней. Багажник был все еще открыт?
— Ну да, вроде бы. Я потом его закрыл, уже при Васе. Я чуть голову ему не прищемил. Понимаете, он стоял на коленях, держался за машину, я испугался, что его сейчас прямо туда, в багажник, вырвет.
— Значит, ты дал брату денег, пропылесосил салон и отправился домой.
— Ага. А потом вы приехали. Я, честно, ничего не знал, клянусь, я даже представить не мог такое, просто дал ему денег. Насчет этого пистолета у меня в голове как будто заклинило. Мне было так страшно, что я не мог о нем думать, вроде забыл, и все, понимаете?
— Понимаю. В багажник ты больше не заглядывал?
— Нет. Там было все чисто. Лежала запаска. Утром я отогнал машину клиенту.
— Теперь постарайся сосредоточиться. Два самых главных вопроса. Ответишь — и до свидания. Что за машина? Как звали клиента?
Павлик быстро закивал, выражая полную безоговорочную готовность, и отчеканил:
– “Фольксваген-гольф”, девяносто седьмого года, цвета мокрого асфальта.
— Кто заказчик? — спросил Арсеньев и затаил дыхание.
Павлик принялся рыться в своей сумке, достал маленькую записную книжку, долго листал ее, наконец прочитал вслух:
— Кравцова Виктория Павловна.
Из здания Госдумы Маша отправилась на Беговую, в партийный пресс-центр.
Она нарочно не стала звонить, предупреждать о своем появлении. Ей хотелось сначала покрутиться, оглядеться, послушать разговоры, по возможности сохраняя инкогнито. Деньги концерна “Парадиз” проходили именно через партийный пресс-центр.
Но никакого инкогнито не получилось. Охрана пресс-центра на Беговой оказалась серьезней, чем в Думе. Машу обыскали самым наглым образом, вытряхнули все содержимое сумки, долго изучали американский паспорт, водительские права, удостоверение сотрудника концерна “Парадиз”, потом куда-то звонили по внутреннему телефону, зачитывали все, что написано в паспорте и удостоверении. Произношение у толстомордого охранника было ужасающим, но английский язык он знал, мерзавец, и неплохо знал.
Поговорив, он даже не счел нужным сообщить Маше, кто из руководства ее примет. По длинному коридору, устланному пушистым вишневым ковром, Машу провели в роскошную приемную. Стены были обиты розовым шелком и украшены настоящими старинными гобеленами ручной работы, вся мебель антикварная, отлично отреставрированная. Пухлые кожаные диваны и кресла, тоже розовые, под цвет стен. Мертвая черная пасть камина, отделанная розовым мрамором с золотыми завитушками, прикрытая витой бронзовой решеткой, рядом набор каминных инструментов — щипцы, лопатка, кочерга, все бронзовое, тяжелое, дорогое. Тоже, вероятно, антиквариат или очень качественная стилизация. В центре комнаты гигантский письменный стол на львиных лапах. На столе, в хрустальной вазе, чертова дюжина крупных свежих чайных роз на длиннющих стеблях. За столом рыжеволосая секретарша с лицом “Минервы” Боттичелли.
Охранник молча кивнул Маше на кресло и удалился. Минерва удостоила Машу долгим надменным взглядом и продолжала разговаривать по телефону.