Избранные эссе

Не так давно мне пришлось быть на военном кладбище. Сотни аккуратных, тесно прижатых друг к другу могил, ряд за рядом занимали огромную площадь. Над каждой могилой крест, нет, не крест, а крестообразный меч. Острие меча ушло в землю, перекладина образует перекладину, как бы крестную. Рукоятка, — верхняя часть креста. Крест сталь мечом или меч крестом. Такое же слияние креста и меча мы знаем в средневековьи. Тогда перекладина намеренно делалась очень широкой, чтобы меч напоминал крест, а в рукоятку вставлялся ковчежец с мощами. Кроме того, припомнилось мне и частое публицистическое оближете этих коротких, огромных слов. Много этими сближениями играли, ими покрывали пафос войны, оправдывали насилие. Как бы то ни было, сближение это нередко, нередко стремление слить меч и крест.

И в каком-то единственном, совсем ином, смысле, мы имеем это сближение и в Евангелии. «Илась очень широкой, чтобы меч напоминал крест, а в ру

И в каком-то единственном, совсем ином, смысле, мы имеем это сближение и в Евангелии. «Тебе самой оружие пройдет душу". Обоюдоострый меч Богоматери. Первое различие с общеупотребительными сближениями, и самое существенное. Когда наши публицисты говорясь, «крести меч», они под крестом предполагают пассивное претерпевание страданий, а меч является для них символом активности. В Евангелии не так. Крест вольно, — значит, активно, — подъемлется Сыном Человеческим. Меч же наносить ударь, рассекает душу, которая пассивно принимает его. По Евангелию меч это символ страдания, пассивно претерпеваемого не вольно избранного, а неизбежного — оружие, проходящее душу. Крест Сына Человеческого вольно принятый, становится обоюдоострым мечом, пронзающим душу Матери, не потому что Она вольно его избирает, а потому что Она не может не страдать страданиями Сына.

И этот обоюдоострый меч не есть единый и неповторимый, связанный лишь с судьбою богоматери, — он нас всех чему-то учит и к чему-то обязывает. Чтобы это понять, необходимо почувствовать путь Богоматери на земле, увидеть всю его и исключительность и общность.

Православное сознание носит всегда в глубинах своих тайну Богоматери. Для него Она не только страдающая Мать у креста распинаемого Сына, Она и Царица Небесная, честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим. Православное сознание воспринимаем Ее, Деву из колена Иудина, Дочь Давидову, как Мать всего живого, как живое и личное воплощение Церкви, как человеческое Тело Христово. Покровом Божией Матери охраняется мир, — и она мать сыра земля. Вот этот последний образ в связи с мыслями о кресте, становящемся мечом обоюдоострым, приобретает еще новую силу. Земля Голгофы с водруженным на ней крестом, пронзающим ее, земля Голгофы, обагряемая кровью, — не есть ли это материнское сердце, рассекаемое мечом Голгофский крест оружием проходить душу земли — Матери.

И если отвлечься от того, что явлено нам в прославленном образе Богоматери, если воспринимать Ее только в ее земном пути, то–есть там, где возможно говорить о «подражании» Ей, то этого совершенно достаточно, чтобы христианская душа поняла какие-то особые возможности, открывающийся перед ней. именно на этом Богоматеринском пути надо искать оправдания и обоснования наших чаяний, найти религиозный и мистический смысл подлинного человекообщения, который вне его как-то ускользает от нас.

Можно прямо утверждать, что подлинное, религиозное отношение к человеку во всем своемобъеме, со всеми частными и личными подробностями, только тогда и раскрывает себя до конца, когда освящено путем Богоматери, направлено по ее стопам, Ею озаряется.

И тут, самое главное, почувствовать, что такое Голгофа Сына для Матери.

Он терпит вольные крестные страдания, — Она не вольно со–страдает Ему. Он несет грехи мира, — Она со–трудничает Ему. Она со–участвует, Она со–чувствует, со–переживает, — Его плоть распинается, — Она со–распинается.

Не будем мерить степень Голгофских мук. Мера их нам дана: крест Сына во всем своем объеме, во всей своей тяжести становится обоюдоострым мечом, пронзающим Материнское сердце. Эти муки уравнены их безмерностью. Разница только в том, что активно, вольное и волевое принятие их Сыном, становится пассивным, неизбежным со–приятием Матери.

На Голгофе слова Благовещенья «се раба Господня", звучат не торжеством, в них заглушена мысль о том, что «отныне ублажать Меня все роды». На Голгофе Она раба страдающего Сына–Бога, раба Его страданий. Та же покорность, что и в день благой вести, то же со–участие в Божьем домостроительстве, но там это были пути к Рождеству, к со–участию в ангельском пении: «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение», тут же — это соучастие в предвечно–неизбежной Голгофской муке, в кенозисе Бога. Камни и скалы расседались, земля трескалась, завеса храма разорвалась пополам, душу Матери прошло крестное оружие, Сын отдал Дух в руки Отца.