Избранные эссе

б) или воспринимать всегда корректируя, сознательно исправляя искажённое, а, следовательно, он воспримет это творение в чистоте Божественного замысла;

в) и, наконец, он может воспринять искажённое творчество, без всякой корректировки, и в таком случае он в IV–м пункте схемы положительное воспримет как злое творчество.

Приведём пример: один человек смотрит на Рублёвскую Троицу и воспринимает её в прекрасной чистоте её замысла, тот же зритель смотрит на Вакха Леонардо да Винчи и воспринимает его как нечто злое. О таком человеке можно сказать, что нечистому всё нечисто. В приведённом примере о «Вакхе» уничтожается всякая реальность злого творчества. Он его преображает в себе — «для чистого всё чисто».

И первый случай является средним: положительное — положительно, злое — отрицательно, чистое — чисто, нечистое — нечисто. Таковы выводы из сопоставления Евангельских текстов о положительном творчестве с наличием злого, и мы нашли путь объяснить его существование, не удаляясь от первоначального утверждения Божественности всякого творческого акта

Христианство (эссе)

Источник - http://mere-marie.com/

«Розовое христианство» — где оно это розовое христианство?

У христианства нет цвета, потому что раскалённая до бела сталь не имеет цвета и на неё даже нельзя смотреть, чтобы его цвет определить.

Христианство, как раскалённая сталь, вонзается в сердце и испепеляет его. И тогда человек вопит: «Готово моё сердце, готово!»

И в этом всё христианство.

Но есть бесчисленные подмены христианства. Есть, например, религия «благоденственного и мирного жития», это как бы гармоничное сочетание правил с бытом. Сердце не испепеляется, а млеет в час богослужения. Свет не слепит, а ласкает. Что же? Может быть, блаженны млеющие, блаженны обласканные, мирные и безмятежные…

Христианство неким огромным болидом упало на нашу планету и раскололо её на две части.

Христианство падает в душу каждого человека, каждой нации, каждой эпохи и раскалывает их на две части. Одна часть спокойно продолжает жить как раньше жила, а другая начинает гореть. И эта горящая душа заполняет всё вокруг себя как зараза, как пожар, как поток, как печь огненная.

Раскалённая душа говорит: «Христос меня мучает. Блаженны мучимые Христовой тайной. Блаженно пылающее сердце, потому что оно готово!»

Отсюда всё, и отсюда вытекает так неправильно понимаемое Розановым «во Христе мир прогорк» — отсюда растёт монашество, подлинная аскетика, отсюда все бесчисленные наши кресты, тут и встреча лицом к лицу со смертью, тут Христов Крест, Христова Смерть.

Христианин крестится во Христову смерть.

Христианин венчается со смертью.

Христианин живёт всю жизнь рядом со смертью.

Характеристика нашего времени

Не буду повторять в тысячный раз характеристику нашего времени. Всякому, кто не слеп, очевидна его гибельность. Всякий, кто не глух, слышит подземные раскаты приближающегося землетрясения. Но есть в нашем времени одна черта, утверждение которой может показаться парадоксом, хотя, на первый взгляд. многое противоречиво. Парадокс этот заключается в том, что наше безбожное и не только не христианское, а даже скорее материалистическое, нигилистическое, логицированное время — вместе с тем, оказывается как бы преимущественно христианским и призванным раскрыть и утвердить христианскую тайну в мире. И этот парадокс доказывается не развитием каких-либо христианских направлений, не наличием крупных богословов и не экуменическим движением — а самой сущностью нашей эпохи, с её гибельностью и её обнажённостью.

Какими идиллическими кажутся нам прошлые века. Как прочна и неприкосновенна была в них жизнь, уклад, границы государств, экономический строй, образ управления, мышления, стойкость философских систем, неторопливый темп жизни, прочность профессий, налаженность и крепость семей, святость и неприкосновенность частной собственности, мощь церковного организма…

Трёхмерное пространство казалось неразрушимым, а законы природы отрезали все пути чудесам. Прогресс эволюции медленно катил свои возы в гору, к общедоступному счастью, к точно вымеренной справедливости, к расчётливому братству человечества. Эта языческая жизнь зачастую проникала то в грубой, то в утончённой форме и в христианское сознание.

Но вот в наших домах зашатались и упали стены, и за ними оказались не знакомые улицы, к которым мы привыкли, а необъятный пустырь, по которому разгуливают все ветры вселенной. Жизнь оказалась короткой, непрочной и не очень дорого стоящей, а границы государств покоробились и сместились, воздушные замки рухнули, и на человеческую душу нахлынул первобытный хаос. Вместо самоуверенности нашей жизни и верности в судьбу к нам ворвалась смерть. Смерть сделала нас дальнозорче, прозорливее, смерть стёрла все узоры и причудливые рисунки жизни и заменила их простым и единственным рисунком КРЕСТА.