Избранные эссе

Дальше идут молитвы о живых и об усопших, т. е., о других, опять не о себе только. И совершенно тоже повторяется в вечерних молитвах. Таким образом самое личное, самое сокровенное, что есть в жизни православного человека, пронизано все насквозь этим ощущением общности его со всеми, ощущением соборного начала, присущего православной Церкви. Это чрезвычайно многозначительно, это обязывает задуматься.

Если это так в частной молитве человека, то не приходится даже и говорить об общецерковной молитве. Литургия же не может совершаться даже священником, если он один, — ему необходим для ее совершения хотя бы еще один человек, который символизирует собою народ. А само таинство есть именно общее дело Церкви, совершаемое от всех и за вся.

Православные люди погрешили бы неким недолжным протестанствованием, если бы забыли об этих центральных и характернейших особенностях своей православной истины. В Православной Церкви человек не одинок, и не в уединении проходит путь спасения, а является членом Тела Христова, разделяет судьбу своих братьев во Христе, оправдывается праведниками и несет ответственность за грехи грешников. Православная Церковь, — это не одинокое стояние перед Богом, а соборность, связывающая всех узами Христовой и взаимной любви. И это не есть нечто, выдуманное богословами и философами, а точное указание Евангелия, проводимое в жизнь веками существования Тела Церковного. И Хомяков, и Достоевский, и Соловьев, много уяснившие широким слоям русского культурного общества эти истины, могут подтвердить их ссылками на Слово Божие, на точное указание Спасителя. Православный человек только тогда и исполняет в полноте заветы своей веры, когда воспринимает их, как некую двуединую заповедь любви к Богу и любви к ближнему.

Бывают, конечно, целые эпохи уклонения от правильного отношения к этому двуединству. И особенно они характерны в периоды катастроф и общего шатания, когда человек по малодушию своему стремится спрятаться и укрыться, и не иметь дела ни с кем, кто находится в этом шатающемся мире. Ему кажется, что если он будет помнить только о Боге и предстоять Ему в своей душе, чтобы спасти ее, то этим он избавится от всех напастей и останется чист во время всеобщего осквернения. Такому человеку надо неустанно повторять себе слова Иоанна Богослова о лицемерах, которые говорят, что любят Бога, не любя человека. Как они могут любить Бога, которого не видят, и ненавидеть брата своего, который около них. Христос требовал во исполнение заповеди любви к ближнему душу свою положить за друга своя. Тут нет смысла перефразировать это требование и говорить, что дело идет не о душе, а о жизни, потому что Апостол Павел во исполнение Христова требования говорит, что хотел бы быть отлученным от Христа, чтобы видеть братьев своих спасенными, — тут-то уж ясно, что он говорит о положении своей души, а не жизни только.

Так же неопровержимо указание Христово на то, как мы должны относиться к ближнему, в словах Христа о страшном Суде, где с человека будет спрашиваться не то, как он уединенным подвигом спасал свою душу, а именно то, как он относился к ближнему, посещал ли его в темнице, накормил ли голодного, утешил ли его, — одним словом. — любил ли он брата своего человека, ставил ли эту любовь перед собою, как непреложную заповедь Христа. И тут нельзя отговориться достаточностью молитвенной памяти о брате, — необходимо оправдаться деятельной любовью, самозабвенной отдачей души своей за други своя.

Но если мы даже оставим отдельные и частные указания Евангелия на этот счет, а обратимся ко всему делу Христову на земле, то оно-то и есть высшая степень положения души за други своя, высшая мера жертвенной любви и отдачи, которую только знало человечество."Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного", — к такой же любви призывая и нас. Нет и не может быть последования по Христовым стопам без приятия на себя какой-то, хотя бы самой малой, доли соучастия в этом жертвенном подвиге любви. Всякий, возлюбивший мир, всякий, отдающий душу свою за других, всякий, готовый ценою отлучения от Христа добиться спасения братьев своих, — есть ученик и последователь Христов. И наоборот, — всякий, пребывающий в искушении одного только самоспасения, всякий, не приемлющий на себя ответственности за боль и грех мира, всякий, идущий путем хотя бы"святого"эгоизма, просто не слышит, о чем говорит Христос, и не видит, за что принес Он свою Голгофскую жертву.